
Онлайн книга «Я, опять я и еще раз я»
— Да, если бы у тебя было время. — Теперь он начал гладить ее по волосам. — Ты этого хочешь? — Нет. — Ева потянулась назад и взяла его за руку. — Когда мы их выпустим, я не хочу знать, где они. И тогда не придется об этом лгать. Мне надо вернуться к работе. Рорк повернул ее лицом к себе и поцеловал. — Дай мне знать, если я тебе понадоблюсь. Ева допрашивала их. Вместе, поодиночке, одна, в паре с Пибоди. Она давала им побыть в одиночестве, потом нападала на них снова. Она действовала по правилам, соблюдала все до последней буквы. Кто бы ни изучал потом запись допроса, придраться будет не к чему. Никто не скажет, что допрос не был тщательным или что он был некорректным. Они так и не потребовали адвоката, даже когда она надела на них опознавательные браслеты. Глубоко за полночь, когда она отвезла их обратно в дом Айкона, они падали от усталости, но не утратили своей невозмутимости. — Пибоди, дождись охраны, будь добра. А я пойду проинструктирую эту троицу. Ева провела трех женщин в гостиную. — Вам не разрешается покидать дом. Если вы попытаетесь это сделать, ваши браслеты подадут сигнал, вас задержат и в связи с нарушением доставят в изолятор Центрального полицейского управления. Поверьте, здесь вам будет удобнее. — Долго нам здесь оставаться? — До того времени, пока Департамент полиции Нью-Йорка или другое компетентное ведомство не освободит вас от этой меры пресечения. — Ева оглянулась, чтобы убедиться, что Пибоди их не слышит, и все-таки понизила голос: — Запись отключена. Скажите мне, где Дина. Если она опять кого-нибудь убьет, это никому не поможет. Я хочу, чтобы эксперименты прекратились, и я могу их остановить. Вы хотите, чтобы об этом стало известно, и я знаю, как это устроить. — Ваши начальники, да и любые правительственные чиновники не захотят предавать это гласности. — Я же сказала: я знаю, как это устроить. Но вы сами не даете мне вам помочь. Меня оттеснят. И меня, и мою команду, и наш департамент. Они возьмут вас за шкирку, как котят, запихнут в какой-нибудь научный модуль и начнут изучать под микроскопом. Вернетесь к тому, с чего начали. — Разве вам не все равно, что с нами будет? Мы же убили. «Вот и я тоже убила, — подумала Ева. — Чтобы спасти себя, чтобы избежать жизни, которую спланировал для меня кто-то другой. Чтобы жить своей собственной жизнью». — Вы могли бы выбраться из этого, не отнимая ни у кого жизнь. Вы могли просто забрать детей и скрыться. Но вы выбрали этот путь. — Это была не месть. — Та, что заговорила, закрыла свои удивительные и прекрасные лавандовые глаза. — Это была свобода. Для нас, для наших детей, для всех остальных. — Они бы не остановились, — объяснила другая. — Они сделали бы нас снова, репродуцировали бы детей. — Знаю. Не мое это дело решать, оправданы ваши действия или нет, я и так уже нарушаю устав. Если не хотите отдать мне Дину, найдите способ связаться с ней сами. Скажите ей, пусть прекратит. Скажите ей, что надо бежать. Вы получите все, что хотите. Даю вам слово. — А как же все остальные? Девочки в школе? Новорожденные? Глаза Евы стали холодными и бесстрастными. — Я не могу спасти их всех. И вы не сможете. Но вы спасете очень многих, если скажете мне, где она. Если скажете мне, где Айконы проводят свои операции. Где их база. — Мы не знаем. Но… — Та, что заговорила, переглянулась со своими близнецами, дождалась их кивка. — Мы найдем способ связаться с ней. Мы сделаем все, что можем. — Времени у вас не так уж много, — предупредила Ева и оставила их одних. На улице ее сразу охватило холодом. У нее замерзли щеки, руки. Она подумала о наступающей зиме, о долгих месяцах темноты и холода. — Я отвезу тебя домой. Усталое лицо Пибоди оживилось: — Правда? До самого дома? — Все равно мне надо подумать. — Думайте, сколько хотите. — Пибоди забралась на пассажирское сиденье. — Завтра с утра позвоню родителям. Придется им объяснить, что мы задержимся, если вообще успеем. — Когда вы собирались ехать? — Завтра после обеда. — Пибоди широко зевнула, едва не свернув челюсть. — Хотели успеть до самых жутких праздничных «пробок». — Поезжай. — Куда? — Поезжай, как планировала. Пибоди перестала тереть усталые глаза и заморгала. — Даллас, я не могу так вот просто взять и отправиться лопать пирог с тыквой на данном этапе расследования. — А я говорю, что можешь. — Движение, слава богу, поредело. Избегая Бродвея с его бесконечной гулянкой, Ева вела машину по глубоким каньонам своего города почти по пустым улицам, прямо как спускаемый аппарат на темной стороне луны. — У тебя есть планы, ты имеешь право их придерживаться. Я все равно выжидаю, тяну время, — добавила Ева, увидев, что Пибоди опять открывает рот. Пибоди закрыла рот и удовлетворенно улыбнулась. — Да, я знаю. Просто хотела услышать это от вас. И, как, по-вашему, сколько времени мы сможем выиграть? — Не так уж много, но… — Ева начала перечислять: — Моя напарница усвистала к родителям лопать пирог с тыквой. Завтра мне на голову свалятся родственники Рорка. Все куда-то разбрелись, у всех на уме одна индейка. Никого не найти. Как начинать операцию в таких условиях? — Все федеральные службы будут закрыты до самого понедельника. Тиббл это знал. — Конечно, знал. Авось все затормозится на день или даже два. Он ведь и сам того же хочет. Вот и он будет тянуть время. — А как же школа, дети, учителя? — Все еще думаю. — Я спросила Авриль — ну, одну из них, — что они будут делать с детьми? Ну, в смысле, как объяснят, что у них три мамы? Она говорит, объяснят, что они три сестры, нашедшие друг друга после долгой разлуки. Они не хотят, чтобы дети знали правду о них, о том, чем занимался их отец. Они уйдут в подполье, Даллас, при первой же возможности. — Не сомневаюсь. — И мы дадим им эту возможность. Ева упорно смотрела прямо перед собой. — Как офицеры полиции мы ни в коем случае не можем способствовать бегству важных свидетелей. — Верно. Я хочу поговорить с родителями. Смешно — всякий раз, когда что-то мешает разобраться, увидеть вещи в истинном свете, обращаешься к маме и папе. Ну, вы меня понимаете. — Нет. Откуда мне знать? Пибоди отшатнулась, как будто ее ударили. — Простите. Черт, я совсем дурею, когда так устаю. — Без проблем. Я говорю, что не знаю, потому что у меня не было родителей. Нормальных родителей. Вот и у них не было. Если именно это делает их искусственными, значит, я ничем не отличаюсь от них. |