Книга Тайна Агаты Кристи, страница 20 – Мари Бенедикт

– Конечно, помню. Ты так мужественно переносил всю эту боль ради блага Англии.

– Меня отстранили от полетов. Навсегда.

И тут я поняла: он прятался в изгибе моей шеи, чтобы не смотреть мне в глаза. Арчи терзала мысль о том, что его военные заслуги теперь обесценятся, и он упадет в моих глазах. Он все еще считал меня той юной наивной Агатой, ослепленной великолепием молодого авиатора. Неужели он не успел осознать, что я – уже не та девочка, что мне довелось повидать страдания и смерть, что, кроме его безопасности, мне больше ничего не нужно? Неужели его признание – это то, к чему он внутренне готовился, когда писал ту уйму озадачивших меня писем?

Я знала, какие слова надо сказать, и я сказала их от всего сердца:

– Слава богу!

Он приподнялся на локте и посмотрел на меня сверху вниз:

– Ты вправду так думаешь?

– Ну конечно! Ты будешь цел и невредим. Это ответ на мои молитвы.

– И тебя не разочарует, что я больше не воюю в авиации? – Его голос дрожал.

– Арчи, как ты мог так подумать? Ты отлетал целых два года, ты остался в живых, и я благодарю Господа. А вся наша страна благодарит тебя. Ну и достаточно. То, что тебя списали, – счастье. Ценнее твоей жизни для меня ничего нет.

– А для меня нет ничего ценнее тебя, – произнес он в ответ. Потом лег обратно и подарил мне долгий, крепкий поцелуй, где воедино слились страсть и облегчение. И я позволила себе целиком отдаться этой волне.

Позднее мы заставили себя покинуть наконец уют и негу нашей постели, чтобы совершить прогулку по лесу Нью-Форест, который был объявлен «королевским» еще в 1079 году ^[3]* – Арчи обожал бродить там в юности. Попав в эти места, ты погружался в дикую, первозданную природу. Окруженные чудесным сочетанием лугов, вересковых пустошей и рощ, горящих осенними цветами, мы шли, взявшись за руки, в особом, доступном лишь близким людям молчании, не думая ни о будущем, ни о прошлом, просто наслаждаясь настоящим.

Примерно через час мы наткнулись на табличку с выведенными краской словами «Ничейная земля». Арчи повернулся ко мне с широкой улыбкой.

– Всегда хотел пройти по этой тропе.

– Так пойдем же. Давай, – улыбнулась я в ответ.

– Ты уверена? – заколебался он.

– На все сто.

Они притянул меня к себе и сказал:

– Боже, как я люблю твою спонтанность, тягу к приключениям. Ну пойдем.

И мы легко пошагали к загадочной «Ничейной земле». В какой-то момент дикий доисторический ландшафт начал приобретать некую упорядоченность, и мы поняли, что «Ничейная земля» – это на самом деле полузапущенный яблоневый сад. Алые яблоки так соблазнительно переливались на ветках, что нам захотелось сорвать парочку. Я уговорила Арчи дождаться, пока мы сможем спросить разрешения, и вскоре приметили женщину в глубине сада.

– Доброе утро, мэм. Вы не могли бы продать нам пару яблок? – спросил Арчи.

Женщине, румяной от постоянного пребывания на воздухе, с виду можно было дать и тридцать лет, и пятьдесят. Она улыбнулась нам и, обратив внимание на военную форму Арчи, ответила:

– Не надо денег. По вашей форме я вижу, что вы авиатор, как и мой сын. Он погиб…

Арчи побледнел, а я не смогла удержаться, чтобы не перебить ее:

– Очень соболезную вам, мэм.

Подняв руку, она прервала меня.

– Он делал свое дело ради нашей страны, как и ваш молодой человек. Ешьте вволю и берите с собой, сколько сможете унести. Это меньшее, что я могу сделать, – сказала женщина и ушла.

Мы откликнулись на приглашение, хотя ее слова придали яблокам горький привкус, и Арчи, прежде чем начать собирать их, понадобилось выкурить сигарету – новая привычка, приобретенная им за месяцы между побывками. Через час мы присели на пенек с полными животами и набитыми карманами. Мы болтали даже не знаю о чем – по крайней мере, не о моей работе в госпитале или аптеке, и уж точно не о службе Арчи, – и тут я тоже решила сделать собственное признание. Если бы не его недавняя откровенность, когда он рассказал, что отстранен от полетов, не думаю, что я набралась бы мужества.

– Я хочу тебе кое-что сказать, – произнесла я.

– Да? – спросил он с любопытством и, в то же время, встревоженно.

– Я написала роман. – Я выдавила из себя слова, которых не говорила даже матери.

Арчи окинул меня таким взглядом, словно не расслышал.

– Роман? Ты написала роман? – В его тоне не звучало неодобрение, лишь озадаченность. Он знал, что раньше я что-то пописывала для себя (в те времена я объяснила это крушением моих музыкальных надежд – мол, писательство прекрасно заполняло образовавшийся вакуум, в нем есть свой ритм, немного сродни музыке), но я уже давно об этом не упоминала. Во время войны это казалось глупым и неуместным.

Я робко и немного стыдливо улыбнулась.

– Ты же сам велел мне заняться чем-нибудь в твое отсутствие.

Он рассмеялся. Громогласный хохот, какого я раньше никогда от него не слышала.

– А ты привезла его с собой почитать?

– Привезла, – созналась я. – Он в гостинице, в моем чемодане.

Я не стала говорить, что зарыла рукопись на самое дно чемодана, не уверенная, что осмелюсь показать ее.

– И про что роман? – спросил он.

– Детектив про убийство.

– Ты? – Он вновь расхохотался. – Моя славная жена? Ты написала детектив про убийство?

– Да, это история о богатой пожилой даме, отравленной у себя в усадьбе кем-то из гостей. Один из них, по имени Артур Гастингс, который приехал с войны в отпуск по ранению, приглашает помочь с расследованием своего друга, бельгийского эмигранта Эркюля Пуаро.

Я рассказала Арчи, как медленными аптечными днями эта история вместе с ее персонажами постепенно разворачивалась перед моими глазами, и особенно о главном герое – он появился на свет благодаря моему общению с группой бельгийских беженцев, которые пережили душераздирающий опыт, спасаясь от немцев, и нашли приют в приходе поместья Тор, где я им помогала. Стоило мне придумать Эркюля Пуаро, – рассказывала я Арчи, – как тот зажил собственной жизнью, как реальный человек.

– Похоже, это весьма актуально и изобретательно, – произнес Арчи, качая головой. – Но все равно не верится, что ты написала детектив про убийство.

Я рассмеялась вместе с ним.

– Знаю, это странно звучит, но Мадж побилась со мной об заклад, что я не сумею придумать загадку, которую не разгадает читатель…

– …А ты ни в коем случае не хотела проигрывать Мадж, – закончил он за меня, поняв теперь природу моих отношений с сестрой.