
Онлайн книга «Очищение смертью»
– Причащался, – ответил мужчина в первом ряду, прежде чем патрульный успел открыть рот. Ева обошла алтарь кругом. – Вы здесь работаете? – Да. Это моя церковь. – Ваша? В каком смысле? – Я настоятель. – Он поднялся – невысокий, широкоплечий, мускулистый мужчина с печальными черными глазами. – Отец Лопес. Мигель завершил заупокойную службу и подошел к обряду причастия. Он сделал глоток, и у него тут же, как нам показалось, случился приступ. Он затрясся всем телом и начал задыхаться. А потом он рухнул. – Лопес говорил с легчайшим акцентом – как будто необструганную древесину покрыли тонким слоем лака. – Среди прихожан были доктора и другие медики, они пытались привести его в чувство, но было уже слишком поздно. Один из них сказал, что, как ему кажется, это яд. Но я в это не верю. Не понимаю, как это может быть. – Почему? Лопес беспомощно развел руками. – Кто может отравить священника подобным образом в подобный момент? – Откуда взялось вино? Вино в кружке? – спросила Ева. – Мы держим вино для причастия в ризнице. Под замком в дарохранительнице. – У кого есть доступ? – У меня. У Мигеля, у Мартина… я имею в виду отца Фримена. У церковных служек, помогающих во время мессы. «Много рук, – подумала Ева. – Можно даже не возиться с замком». – Где они? – Отец Фримен навещает родственников в Чикаго, мы ждем его завтра. У нас сегодня трое служек, потому что на заупокойную мессу собралось много народу. – Мне нужны их имена. – Вы же не верите… – А это? Что это? Он побелел, когда Ева подняла серебряное блюдо с облаткой. – Прошу вас! Умоляю вас. Хлеб уже освящен! – Извините, теперь это вещественная улика. Я вижу, кусок отломан. Он это съел? – Маленький кусочек полагается отломить и опустить в вино. Это часть обряда – отламывание и смешивание. Этот кусочек он наверняка проглотил вместе с вином. – А кто налил вино в кружку? Кто положил эту штуку… «Как же эта штука называется? – подумала Ева. – Печенье? Крекер? Галета?» – Гостию, – подсказал отец Лопес. – Он сам. Но это я налил вино в сосуд и положил гостию для Мигеля перед освящением. Я сделал это лично из уважения к мистеру Ортицу. Службу вел Мигель по просьбе семьи. Ева насторожилась. – Они не захотели главного? Вы же говорите, что вы тут главный? – Да, я настоятель. Но я здесь недавно. Работаю в этом приходе всего восемь месяцев, с тех пор как монсеньор Крус ушел на покой. А Мигель прослужил здесь уже больше пяти лет, он венчал двух правнуков мистера Ортица, отслужил панихиду по миссис Ортиц около года назад. Крестил… – Погодите минутку, пожалуйста. – И Ева повернулась к Пибоди. – Извините, что я вас перебиваю, святой отец. Личность совпадает, – доложила Пибоди. – Время смерти соответствует. Выпил, стало плохо, рухнул, умер, щеки красные. Цианид? – Обоснованное предположение, но пусть Моррис подтвердит. Запакуй кружку и печенюшку. Возьми одного из свидетелей-копов, запиши показания. Я возьму второго, когда Лопес покажет мне, откуда взялось вино и эта… другая штука. – А второго покойника мы можем выдать родным? Ева, хмурясь, взглянула на гроб. – Он так долго ждал… Может, подождать еще немного. – Она опять обратилась к Лопесу: – Мне надо видеть, где вы держите… – «Как их назвать? Закуску и выпивку?» – вино и гостии. Лопес кивнул и жестом пригласил ее следовать за собой. Он поднялся по ступеням, повернул в сторону от алтаря и провел Еву в боковую дверь. Одна из стен скрывающегося за дверью помещения была уставлена шкафчиками, а на столе стоял высокий деревянный ящик с вырезанным на крышке распятием. Лопес вынул ключи из кармана брюк и отпер крышку ящика. – Это дарохранительница, – объяснил он. – В ней содержатся неосвященные облатки гостий и неосвященное вино. Основной запас мы держим вон там, в первом шкафчике. Он тоже заперт. Ева отметила, что древесина блестит полировкой: на ней останутся «пальчики». Замок элементарный: ключ в скважине. – Вот из этого графина вы налили вино в кружку? – уточнила она. – Да. Я налил его в чашу здесь и взял гостию. Я принес их Мигелю перед началом причащения. Темно-красная жидкость заполняла графин прозрачного стекла примерно до середины. – До начала литургии эти вещества постоянно были у вас под рукой или в какой-то момент оставались без надзора? – Нет. Я их подготовил, они все время были у меня на глазах. Было бы неуважительно оставить их без надзора. – Мне придется забрать их как вещественные улики. – Да, я понимаю, – кивнул священник. – Но дарохранительница не может покинуть церковь. Прошу вас, если ее необходимо изучить, нельзя ли сделать это здесь? Простите, – добавил он, – я так и не спросил, как вас зовут. – Лейтенант Даллас. – Вы не католичка. – Как вы догадались? – усмехнулась Ева. Он скупо улыбнулся в ответ, хотя его глаза были полны горя. – Как я понимаю, вы не знакомы с церковными традициями и обрядами? Многое может показаться вам странным. Вы верите, что кто-то мог отравить вино или гостию. – Я пока ни во что не верю. – Лицо Евы было совершенно непроницаемо, голос звучал отстранение. – Если вы правы, значит, кто-то использовал кровь и тело Христово для убийства. А я передал их Мигелю. Прямо ему в руки. – Ева заметила в его печальных глазах искорки гнева. – Господь покарает этих людей, лейтенант. Но я верю в земные законы, как и в божеские. Я сделаю все, что смогу, чтобы помочь вам в вашей работе. – Флорес был хорошим священником? – Да, хорошим. Он был полон сочувствия, предан делу и… я бы сказал, энергичен. Любил работать с молодежью. Ему это особенно хорошо удавалось. – У него были неприятности в последнее время? Депрессия, стресс? – Нет, ничего такого не было. Если бы было, я бы знал, я бы заметил. Мы живем вместе, все трое, в приходском доме за церковью. – Лопес неопределенно показал куда-то рукой. Было видно, что думает он в эту минуту совсем о другом. – Мы вместе едим чуть ли не каждый день, беседуем, спорим, молимся. Я бы заметил, если бы он был чем-то удручен. Если вы думаете, что он мог покуситься на свою собственную жизнь, вы ошибаетесь. Он не мог так поступить. И уж тем более он не мог покончить с собой подобным образом – при помощи освященного вина, у всех на виду. – Может, были разногласия с кем-нибудь? Может, кто-то на него обиделся, затаил зло? В профессиональном или в личном плане? |