Книга Колыбель для ласточки, страница 22 – Анастасия Дока

Быстро пронеслась мимо них и скрылась в уборной.

Её разбирали ненависть к Селивёрстовой и непонимание: что эта выскочка здесь делала?!

Александра Агнецкую не увидела. Она внимательно смотрела на Карину, вернее на её пальцы. Нервные и тревожные. Пока Фурский наслаждался мясом, попивая вино, принесённое позднее, его дочка сходила с ума от нервов. Детектив это отчётливо понимала, но причины пока не знала.

— Неужели вам совсем не нравится? — без особого удивления поинтересовался Олег Станиславович.

Александра перевела взгляд в свою тарелку: мясо, как лишилось единого кусочка для пробы, так и всё.

— Возможно, вам больше по душе рыба?

Она молчала.

— Десерты. Угадал?

— Твоё общество ей портит аппетит! — внезапно рыкнула Карина.

К удивлению детектива, бизнесмен отреагировал на выходку спокойно:

— Кариша права? Но что я сделал?

— Вы ничего не говорите.

— Так спрашивайте, — Фурский отпил вина. — Что именно вы хотите узнать? Помогу, чем смогу.

— Вы были знакомы с Зотовой? Лично?

— Он её хотел!

— Кариша, это не имеет значения.

— Ваша дочь говорит правду?

— Я ухаживал за Ларой, но она меня отвергла.

Карина сверлила отца взглядом, полным недоверия.

— Обсудим дома.

— Обсудим? — закричала Карина. — Что? То, что ты забыл маму? То, что спишь со всеми подряд?

Посетители смотрели на них. Карине удалось привлечь внимание. Александра следила за реакцией Фурского, ожидая вспышки или хоть какой-то перемены. Публичные склоки — совсем не то, что любят бизнесмены. Однако, в его взгляде была лишь грусть. Он допил вино, сам налил из бутылки ещё и произнёс:

— Я не могу вечно оплакивать маму. Прости, Кариша. Жизнь должна продолжаться.

— Я не понимаю! Не понимаю! Почему нельзя просто жить? Жить со мной? Зачем тебе все они? — Карина начала тыкать пальцем в женские лица, смотрящие с любопытством на разгорающийся костёр.

— Потому что я мужчина! — наконец нервы сдали и у Фурского. Он вскочил, опрокинув бокал. Вино красным растеклось по скатерти. Закапало на пол.

— Кобель! — не удержалась Карина.

— Я твой отец, между прочим! Подумай о выражениях!

— А ты подумай обо мне! Хоть раз! Ты же знал, мне не нравится Лара! И всё равно продолжал о ней говорить. Постоянно!

— Забудь о ней. Её больше нет, тема закрыта!

— И я очень рада! — слезами зазвенел голос Карины. Она упала на стул и закусила губу. Старалась не расплакаться.

Олег Станиславович тоже опустился на место, взглянул на детектива:

— Как видите, Александра, мы на виду и нам нечего скрывать, кроме собственных проблем. Но они ведь есть у каждого, правда?

Александра взяла вилку, нож, отрезала кусочек и принялась задумчиво жевать, резко подхватив тарелку. Стоя.

Сотрудники спешно убирали со стола, стелили новую скатерть, ставили чистую посуду. Мыли пол. Извинялись за неудобства. Как будто это они разлили вино.

— И всё-таки мясо отменное, согласитесь.

— Вы издеваетесь? — Александра не могла понять этого мужчину, и это выводило из себя. — Вы хотите говорить о вкусе мяса?

— А вы хотите о том, что сейчас произошло?

— А вы разговора боитесь?

— Как я уже сказал, мне нечего бояться. Я хотел бы оставить личное в стороне и ответить на все ваши вопросы, но вы так завелись, обнаружив раскол в моей семье, что, видимо, обойтись без подробностей не удастся. — Фурский взглянул на дочь. Карина шмыгала носом. Держалась. На него не смотрела. — Хорошо, — он положил обе руки на стол, рядом с тарелкой, ему принесли ещё половину стейка. Придвинулся к детективу.

На несколько секунд стол между ними как будто исчез. Александре показалось, будто теперь они одни. Странное ощущение, учитывая заполненный зал и людей — единицы, что продолжали пялиться. Фурский завораживал одним лишь взглядом — змеиным. Александра подумала: «Удобное качество для бизнесмена».

— Страх — это то, что делает нас уязвимыми, — издалека начал Фурский. — И я стараюсь приручать свой собственный страх. Это к вопросу боюсь ли я разговора о личном, — пояснил Олег Станиславович. — Я бы солгал, сказав, будто меня совершенно не волнуют чужие взгляды и мнения. Конечно, я был бы рад обойтись без произошедшего… — он поискал слово где-то на потолке, — конфуза. Но он уже случился. Неловко ли мне? Да. Страшно? Нет. У каждого присутствующего сложилось своё впечатление обо мне и Карише. Это их право. Но они вряд ли будут копаться в нашем белье и выяснять причины столь бурных реакций. Люди эгоцентричны. Такое качество считаю плюсом. Они послушали, поохали, пофыркали и забыли. А вы… Вы собираетесь копать. Но что именно хотите обнаружить? Узнать, почему не храню верность давно умершей жене? Как я посмел захотеть ровесницу дочери? Быть может, вам интересно, по какой причине я не рыдаю, как девчонка из-за смерти женщины, что мне нравилась? Что вы хотите узнать, Александра? КАКОЙ ВОПРОС ВАС ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ВОЛНУЕТ?

Последние слова он произнёс так, будто они говорили совсем не о его семье. И даже не о Зотовой. О чём-то, о чём догадывались оба. Александра подумала о соседях, о том, рассказывала ли Наталья отцу о своих делах, но спросила совсем другое:

— Что заставило вас думать о том, что у Зотовой проблемы психологического плана?

— Факты.

— Подробнее.

Отец с дочерью поменялись местами. Теперь рассказывала она, постоянно спотыкаясь о собственные слова и эмоции. Фурский то и дело поправлял.

— В детстве, — осторожно начала Карина, — я была… я была…

— Толстой, — подсказал отец. — Это из-за болезни матери. Кариша очень переживала и в итоге заболела сама. К счастью, не раком, а всего лишь обменом веществ. На нервной почве она толстела и толстела. Но мы справились.

— Да. Справились… Там мы и встретились. Снова.

— Это Кариша про Лару. Она тоже лечилась.

— Мы лежали на одном этаже и иногда общались. Я всегда терпеть не могла Лару, потому что… потому что…

— Ларе больше везло с мальчиками. Она была красавицей.

— Да. Я ей завидовала. И теперь могу в этом признаться, ведь Лары больше нет. Я рада этому, — сказала едва слышно. — Я рада! — внезапно взорвалась. — Простите. Так плохо говорить.

— Мы — люди, Кариша. Эмоции — это нормально. Лучше так, чем держать всё в себе. Сама знаешь.

— Да. Лара держала всё в себе и так и не справилась. Она снова стала пить валемидин. Я видела. Я иногда… иногда…

— Иногда Кариша проверяла вещи Лары.