Книга Записки исторической сплетницы. О жизни королевских особ и аристократов XII-XVIII вв., страница 60 – Мария Гаранина

Фронда – это такие военные действия против правительства, бунт, практически гражданская война. Сначала парламент бузил, потом аристократия подтянулась. То есть компания собралась хорошая, все свои – приличные люди знатного происхождения. Анна стала под знамена принца Конде и проявила себя с самой лучшей стороны. Лично участвовала в боевых действиях, командовала одной из армий повстанцев, пленных не брала.

Вот зря некоторые авторы статей про мадемуазель де Монпансье так удивляются этому якобы противоречию: она хотела выйти замуж за короля и при этом стала бунтовать против него. Наверное, просто решила, что немножечко пострелять по королевским войскам и выйти замуж за короля – это вещи между собой никак не связанные. Тем более фрондирующие товарищи выступали не столько против короля (тот еще маленький был), сколько против политики кардинала Мазарини. А он как раз был против брака Мадемуазель с королем. Вот и получи, фашист, гранату.

Конде ее очень хвалил, но замуж тоже не взял: жена у него уже была. Когда кардинал Мазарини узнал о том, как, спасая Конде и его сторонников, Анна открыла по противнику огонь из пушек Бастилии, он съехидничал: «Она только что расстреляла своего мужа!» И то верно. Поиски женихов теперь осложнились еще больше, потому что такие факты в биографии невесты нравились далеко не всем. Ну ее к черту, эту Анку-пулеметчицу, думали европейские принцы. Это же налево нормально не сходить. Возвращаешься так ночью домой от какой-нибудь новой фрейлины – счастливый, пьяный и с помадой на жабо, а из окон собственного замка тебя артиллерийский огонь встречает. Это жена не спит, ждет, скучает. И таким вот образом выражает свое отношение к происходящему. Ну нафиг.

Фронда закончилась со счетом один ноль в пользу регентши и Мазарини, поэтому герцогине де Монпансье пришлось выходить из-за пулемета с поднятыми руками и отправляться в изгнание. То есть к себе домой ехать, в свое поместье. А там скучно, потому что никто не стреляет и ничего не горит синим пламенем. Чтобы развеять грусть-тоску, Анна в своем еще далеко не преклонном возрасте села за мемуары. Пишут, что это довольно увлекательное произведение, хотя и с несколько хаотичным и отрывочным изложением. Много внимания там уделено важным историческим персонам, причем не в тот момент, когда они в коронах и мантиях на троне и близ него находятся, а когда в халате и тапочках цветочки на балконе поливают, образно говоря.

Кроме того, Анна открыла литературный салон и начала оказывать покровительство писателям, музыкантам и артистам. Ну это нормально. Мне даже кажется, что было такое неписаное правило для знатных и богатых дам прошлого: в любой непонятной ситуации открывай литературный салон и собирай вокруг себя деятелей искусств. Может, этим даже прославишься. Ну и время приятно проведешь, тем более все так делают. Это как сейчас «Инстаграм» завести.

В Париж ей в итоге вернуться разрешили, жизнь постепенно наладилась. Но наша Мадемуазель вдруг обнаружила, что ей уже стукнуло сорок, а она все еще мадемуазель, пусть и Великая. А замуж по-прежнему хочется. А кругом только сорок кошек деятели культуры крутятся, от которых никакого толку. Надо признать, что Людовик XIV как честный человек ранее все же пытался подогнать женихов неугомонной двоюродной сестричке, чтобы перенаправить ее энергию в нужное русло. Но из предложенных кандидатов Альфонсо Португальского она отвергла, потому что он алкаш и импотент, а герцог Савойский сам съехал с темы женитьбы. Так что в личном плане Анну продолжали преследовать неудачи. А в такой ситуации нельзя заранее предсказать, в какую сторону человека поведет. Может, Анна ударилась бы в радикальный феминизм и уже тогда призывала бы женщин пересесть с иглы мужского одобрения в Бастилию куда-нибудь в другое место. Но времена для этого были еще малоподходящие, поэтому Мадемуазель только в переписке со своей знакомой упоминала, каким вульгарным она считает этот противный институт брака.

Мнение о вульгарном институте брака герцогиня де Монпансье изменила, когда повстречала на жизненном пути одного… мужчину по имени Антуан Номпар де Комон, герцог де Лозен, маркиз Пюйгилем. Не пролетарских, конечно, кровей, аристократ, но в смысле знатности происхождения и материального благосостояния далеко не пара нашей Мадемуазель. Для дамы, которая когда-то влегкую разбрасывалась заморскими принцами, это вообще никто и звать никак. Если бы не ее отчаяние, тикающие часики и уходящий поезд, тому Лозену, полагаю, ловить было бы нечего. Но Анна вцепилась в него мертвой хваткой, а он снисходительно позволял себя любить и жениться не отказывался. Кто же отказывается от перспективы стать королевским родственником и фактически хозяином огромных владений? На самом деле многие отказывались, но только не этот беспринципный тип гражданской наружности. Довольно обаятельный, впрочем.

Анна решительно потребовала у кузена-короля разрешения на брак. Король тут же подписал, чего просили, и, может быть, облегченно вздохнул: наконец-то пристроил сестрицу в хорошие руки. Или не в хорошие. Да в любые руки сплавил – и хорошо! Но довольно быстро отозвал разрешение. Может, сам передумал, может, подсказал кто. Злые языки говорили, что подсказала его фаворитка, мадам де Монтеспан. «Куда, – воскликнула она, – этот мир катится: все в королевскую семью лезут, будто она резиновая! Моншер ^[30], эта шелупонь подзаборная будет тебя кузеном называть, ну куда это годится!»

Узнав об отозванном разрешении, жених очень расстроился. Настолько расстроился, что – опять же говорят злые языки – пошел культурно побеседовать с королевской фавориткой и объяснить ей свое видение ситуации. Может, говорил он немного эмоционально. Может, зря он использовал чересчур экспрессивные выражения. Он громогласно сравнивал любимую женщину короля с девушками, стоящими в вечернее время на трассе с целью оказания сексуальных услуг населению. Не выдержав обезоруживающей правдивости его горьких слов, фаворитка зарыдала и пожаловалась королю. А когда фаворитка жалуется королю, король обязан все бросить и реагировать – на том стоит институт фаворитизма. Вот Людовик и посадил несостоявшегося родственника в тюрьму, чтобы успокоить даму.

Скорее всего, эта история наглая ложь неправдива. За что на самом деле Лозен мотал срок – сначала (предварительное заключение) в Бастилии, потом в крепости Пинероло – неизвестно. Зато известно, что все годы его заключения Великая Мадемуазель его ждала на воле. Свидания были запрещены, но она носила ему передачи и добивалась условно-досрочного освобождения. Все без толку. Только через десять лет ей удалось смягчить сердце короля хорошей такой взяткой: она согласилась отдать некоторые свои владения его внебрачному сыну. И наконец-то воссоединилась с возлюбленным. И – опять же, наконец-то – вышла замуж. В возрасте пятидесяти четырех лет. Тайно. Мечты, как говорится, сбываются и выходят боком тому, кто слишком долго мечтал.

То ли тюрьма радикально испортила характер молодого пятидесятилетнего мужа, то ли он изначально не был порядочным человеком (а скорее всего, просто не любил Анну никогда), но только сразу после свадьбы он начал вести себя, как форменный абьюзер: жену ни в грош не ставил, несмотря на ее происхождение и на то, что она его содержала, унижал, в том числе публично. Анна ради семейного счастья такое года три потерпела, а потом выставила возлюбленного супруга за порог. И не пожелала больше видеть – никогда. Как говорится, умерла так умерла. Кстати, когда Анна тяжело заболела, супруг рвался ее увидеть (не знаю, может, совесть проснулась, а, может, по завещанию хотел что-нибудь уточнить), но и в этой драматичной ситуации был послан жестко и бескомпромиссно. И правильно.