Книга Черный гондольер, страница 93 – Фриц Лейбер

Конечно, я мог попросту завидовать внешности и осанке Фиринга или сочувствовать Максу.

Но не важно, что было причиной моего отвращения: я начал понимать, что Макс испытывает такое же. Его добродушное, теплое, почти отцовское обращение с Джоном никуда не делось, но я заметил, что оно стоит ему больших усилий. Взять хотя бы это гротескное «наш Джон». Я сомневался, что Макс ревнует или ненавидит Джона, но видел, что он борется с необъяснимой для него самого антипатией.

Фиринг же, казалось, вовсе не замечал враждебности Макса, оставаясь открытым и дружелюбным.

Я подозревал, что Макс и сам не осознает своих чувств. Но в пространные размышления не вдавался: слишком хотелось дослушать рассказ Макса.

* * *

Мой друг облокотился на стол. Он взволнованно моргал, так что глаза за стеклами будто вспыхивали.

– Мое воображение завелось, – продолжил он. – Наличие пациента с такой активной психосоматикой открывало безграничные возможности. Воспроизводя симптомы заболеваний у здорового человека, можно создать идеальные условия для их изучения. Получить ответы на все загадки психологии. Определить, как протекают неизвестные науке нервные процессы. Возможно, даже передать способности Джона другим людям, но я забегаю вперед. Я побеседовал с Джоном. Он понял, что может сослужить человечеству неоценимую службу, и согласился на эксперименты. Первая попытка не увенчалась успехом. Как мы ни старались, Джон не смог воспроизвести по своей воле никаких симптомов. Как я уже говорил, психосоматическое расстройство нельзя симулировать сознательно, а я пытался добиться от Джона именно этого. К тому же он прошел психиатрическое лечение, его подсознание успокоилось и не поддавалось на обычные уловки. Мы почти отказались от нашей затеи. Но я придумал способ обойти препятствие: использовать гипноз, чтобы влиять прямиком на подсознание. Оказалось, что Джон отлично поддается гипнозу. Мы попробовали, и у нас сразу получилось!

Глаза Макса сияли как звезды.

– Пока мы продвинулись не слишком далеко, – закончил он, откидываясь в кресле. – Начали с экспериментов над артериальным давлением, лимфатическими узлами и их иннервацией, еще кое-чем. Но в основном отрабатывали процедуру, привыкали к гипнотическому контакту. Самое важное еще впереди.

Я восхищенно выдохнул, однако меня сразу же посетила неприятная мысль. Озвучивать ее я не стал, но Макс спросил:

– Фред, в чем дело?

Я не придумал отговорки. Да и опасения мои были вполне логичными.

– Вы воспроизводите весьма серьезные симптомы, – начал я. – Разве это не…

– Опасно? – закончил за меня Макс и помотал головой. – Мы предельно осторожны.

– Даже если так, – раздался звонкий голос Фиринга, – цель вполне оправдывает любые риски.

И он весело улыбнулся.

В его словах мне почудился двойной смысл. Я импульсивно продолжил:

– Но кое-кто наверняка не захочет, чтобы вы подвергали себя такой опасности. Например, ваша мать или Вельда.

Макс сурово посмотрел на меня.

– Моя мать и миссис Редфорд ничего не знают о наших опытах, – уверил меня Фиринг.

Повисла тишина. Внезапно Макс улыбнулся мне, потянулся и спросил Фиринга:

– Как самочувствие?

– Отличное.

– Готовы к еще одному эксперименту?

– Конечно.

– Кстати, Макс, – перебил я, – в коридоре ты спрашивал о…

Он метнул в меня предупреждающий взгляд:

– Поговорим потом.

– Какое заболевание изобразим на этот раз? – спросил Фиринг.

Макс погрозил ему пальцем:

– Забыли, что заранее мы это не обсуждаем? Нельзя, чтобы ваше сознание все испортило. Мы используем несколько новых сигналов. Фред, подожди снаружи, я загипнотизирую Джона и дам ему указания. Познакомлю с новыми сигналами. Боюсь, мы еще недостаточно продвинулись, чтобы проводить опыты в присутствии третьего. Возможно, через пару сеансов. Фред, это лишь первый эксперимент, который я тебе показываю. Будет множество других. Я знаю, что требую от тебя многого, предлагая взамен лишь эксклюзивное право рассказать о наших достижениях широкой публике, когда придет время.

– Поверь, для меня это честь, – искренне заверил его я и вышел.

В коридоре я закурил, сделал несколько затяжек, и тут до меня дошло, насколько серьезными могут быть последствия экспериментов Макса.

Что, если, как предполагает Макс, эти способности можно развить у других людей?

Люди получат неисчислимые преимущества. Смогут успешнее бороться с болезнями и старением. Замедлять или даже останавливать кровотечение при ранениях. Направлять все ресурсы тела на борьбу с инфекциями и паразитами, как только те попадут в организм. И даже, возможно, излечивать больные органы, восстанавливать привычный цикл их деятельности, прочищать тромбы, предотвращать возникновение раковых опухолей.

Мы сумеем уклоняться от любых болезней и даже от старости.

Мы сможем стать бессмертными, и ни время, ни тлен не будут властны над нами.

Свободная от противоборств тела и духа, инстинктов и сознания, высасывающих из людей все соки и являющихся корнем всех разногласий и войн, наша цивилизация станет поистине счастливой.

Возможности человечества станут безграничными.

Кажется, я не провел в размышлениях и минуты, когда Макс тихо открыл дверь и позвал меня.

Фиринг снова лежал на столе. Глаза его были закрыты, он по-прежнему лучился здоровьем. Грудь ритмично вздымалась и опускалась. Кажется, я даже видел, как под светлой кожей течет по жилам кровь.

Макс еле скрывал нетерпение.

– Мы можем говорить – сказал он, – но лучше шепотом.

– Он в трансе? – спросил я.

– Да.

– Ты дал ему указания?

– Да. Смотри.

– Какие?

Губы Макса непривычно искривились.

– Просто смотри.

Он постучал карандашом.

Я наблюдал. Прошло пять, десять секунд, но ничего не изменилось.

Вдруг грудь Фиринга прекратила вздыматься.

Кожа побледнела еще сильнее.

Тело вздрогнуло. Веки распахнулись, открыв белки закатившихся глаз. Больше Фиринг не двигался.

– Подойди, – скомандовал Макс, – и пощупай пульс.

Едва не дрожа от волнения, я подчинился.

Запястье Фиринга оказалось холодным на ощупь. Пульса не было.

– Возьми зеркало, – Макс указал на ближайший шкаф, – и поднеси к его рту и носу.

Зеркальная поверхность не запотела.

Я отшатнулся. Любопытство сменилось страхом. Мои худшие опасения усилились. Я вновь почувствовал в своем друге глубинное зло.