
Онлайн книга «Лицо в темноте»
Эмма не хотела вспоминать о брате, ей становилось очень больно, но потом винила себя за то, что вычеркнула из памяти воспоминания о Даррене. Она ужасно скучала и по Чарли, которого оставила в Лондоне на кроватке брата, и надеялась, что Бев позаботится о нем. Может, когда-нибудь они вернутся домой. Бев снова заговорит с ней, засмеется, как прежде. Ничего не зная о покаянии, девочка все же решила, что оставить Чарли необходимо. А потом начались занятия в школе. Находиться так далеко ото всех, кого Эмма любила, — это ее наказание: она не уберегла Даррена, не выполнила обещание. Эмма вспомнила, как ее наказывали раньше. Но тогда было легче, потому что после шлепков заканчивалось и наказание. Теперешнее мучение, казалось, не имело конца. «Папа не считает это наказанием», — рассуждала девочка. По его мнению, она пойдет в хорошую школу, где научится уму-разуму, где ей ничто не угрожает, ее там будут охранять. Ужасно. Эти здоровенные, молчаливые, скучные телохранители совсем не такие, как Джонно и остальные. Эмме хотелось переезжать из города в город вместе с ними, даже если придется летать на самолетах, жить в гостиницах, прыгать на кроватях, заказывать чай в номер. Но ей предстояло вернуться в школу, к сестрам-монахиням с добрыми глазами и крепкими руками, к утренним молитвам и урокам грамматики. Эмма взглянула на отца, певшего «Военный блюз». Она не знала, почему эта песня так волновала ее. Может, дело в грохочущих тарелках Пи Эм или в неистовой гитаре Стиви? Но вот с голосом отца слился голос Джонно, и девочка подняла аппарат. Ей нравилось снимать. И не приходило в голову, что камера слишком дорогая и сложная для ребенка, что подарок отца был своего рода взяткой, ибо он отправил дочь в скромную, малоизвестную школу. — Эмма. Девочка обернулась. Нет, это не телохранитель, но лицо мужчины ей знакомо. Вспомнив, Эмма улыбнулась. Он был таким добрым, когда приходил к ней в больницу, она его не стеснялась и плакала у него на плече. — Ты меня помнишь? — Да. Вы полицейский. — Верно. — Он тронул за локоть стоявшего рядом мальчика, чтобы привлечь его внимание. — Это Майкл. Я тебе о нем рассказывал. Девочка просияла, но постеснялась спросить о катании на роликах по крыше. — Здравствуй. — Привет. Быстрый взгляд, мимолетная улыбка, и Майкл снова впился глазами в четверку музыкантов. — Нужны трубы. — Брайан сделал знак остановиться. — Без них не получится настоящий звук. Когда он заметил Кессельринга, сердце у него остановилось, потом застучало медленно, глухо. — Лейтенант? — Мистер Макавой. — Бросив предостерегающий взгляд на сына, Лу подошел к группе. — Извините за вторжение, но я хотел бы еще раз поговорить с вами. И с девочкой, если возможно. — Вы… — Нет. Мне пока нечего добавить к тому, что вам уже известно. Могу я отнять у вас несколько минут? — Конечно. Ребята, не хотите пообедать? Я вас догоню. — Мне задержаться? — предложил Джонно. — Нет. спасибо. Эмма перехватила взгляд Майкла. Такое выражение она замечала у девочек в школе, когда те узнавали, кто ее отец. Ей нравилось лицо Майкла, его нос с горбинкой, ясные серые глаза. — Хочешь познакомиться с ними? — Да, было бы здорово. — Майкл вытер вспотевшие ладони о джинсы. — Надеюсь, вы не против, — сказал Лу, обнаружив, что Эмма избавила его от необходимости просить самому. — Я привел сына. Конечно, это не полагается, но… — Понимаю. Брайан окинул завистливым взглядом мальчика, с восторженной улыбкой глядевшего на Джонно. К одиннадцати годам его Даррен тоже мог стать таким же веселым и крепким. — Может, я пришлю ему новый альбом? Он появится в продаже только через пару недель. Одноклассники просто умрут от зависти. — Очень любезно с вашей стороны. — Пустяки. У меня сложилось впечатление, что вы уделяете Делу моего сына гораздо больше времени и сил, чем вам положено по службе. — У нас с вами ненормированный рабочий день, мистер Макавой. — Верно. Я всегда ненавидел полицейских. — Брайан слабо Улыбнулся. — Наверное, так бывает, пока в них не возникает необходимость. Я обращался в частное сыскное агентство, лейтенант. — Знаю. — Да, конечно. Там сказали, что за прошедшие месяцы вы один сделали больше, чем смогли бы сделать пять человек. Кажется, вы хотите найти тех людей почти так же, как я. — У вас был прекрасный сын, мистер Макавой. — Да, клянусь господом. — Брайан посмотрел на гитару, которую все еще держал в руках, и, поскольку ему очень захотелось отшвырнуть ее, он с нарочитой осторожностью поставил инструмент на подставку. — О чем вы собирались поговорить? — Просто хотел уточнить некоторые детали. Конечно, вы рассказывали об этом много раз… — Ничего страшного. — Я хотел бы также поговорить с Эммой. — Вряд ли она скажет вам еще что-то. — Возможно, я до сих пор не задавал нужных вопросов. Брайан провел рукой по волосам. Он укоротил волосы на несколько дюймов и теперь каждый раз удивлялся, когда рука повисала в воздухе. — Даррена нет, и я не могу рисковать психическим состоянием Эммы. Сейчас девочка очень ранима. Ей всего шесть лет, а ее жизнь круто меняется уже второй раз. Наверное, вы знаете, что мы с женой разошлись. — Извините. — Эмме труднее всего. Мне бы не хотелось снова волновать дочь. — Я не стану давить на нее, — пообещал Лу, сразу отказавшись от намерения предложить гипноз. Наслаждаясь ролью хозяйки, Эмма подвела Майкла к отцу: — Папа, это Майкл. — Привет, Майкл. — Здравствуйте. — Обнаружив, что язык у него словно завязан узлом, мальчик смог лишь глупо улыбнуться. — Ты любишь музыку? — О да. У меня есть большинство ваших пластинок. — Ему отчаянно хотелось попросить автограф, но он не желал выглядеть приставалой. — Здорово, что я услышал, как вы играете. Просто здорово. — Спасибо. Эмма щелкнула аппаратом. — Папа пришлет тебе фотографию, — сказала она, восхищаясь сломанным зубом Майкла. Когда Лу выходил из репетиционного зала, таща за собой упирающегося сына, голова у него разламывалась от боли, а душу переполняло отчаяние. Он выполнил свое обещание, не давил на Эмму. Но так ничего и не добился. Едва лейтенант упомянул про ночь, когда умер ее брат, глаза девочки стали пустыми, тело напряглось. Без сомнения, Эмма что-то видела или слышала. Однако воспоминания уже начали стираться. В памяти остались только чудовища и рычащие тени. |