
Онлайн книга «Избранная. Будь нашей женой»
— Хватит реветь, никто же не умер, — сказал бы он, цокнув языком, а потом рассмеялся. Я так явственно представила его слова, что услышала их вживую. От чего разрыдалась пуще прежнего. — Не такой реакции я ожидал на своё возвращение… — продолжил голос Макса, теперь со смущением. Поворот. Задержка дыхания. Не может быть. Его владелец топтался на пороге, рассматривая беспорядок, состоящий из сотен бутылочек, тетрадочек и листочков бумаги. — МАКС!!! Живой! Настоящий! Ур-р-ра! Его отпустили домой!!! Я бы рванула к нему, чтобы затискать и зацеловать, но внезапно остановилась. А вдруг ему нельзя? Вдруг он ещё слаб? Вон, вид какой нездоровый, бледность никуда не делась, а исхудал как сильно… — Иди же ты сюда, — Макс сам распахнул объятия и, когда я очутилась в них, добавил: — Я жутко соскучился. Всё, не о чем больше тревожиться. Он практически здоров, его сердце бьется, он дышит и способен улыбаться как прежде. — Спасибо, что спас меня, — я пробормотала, зацеловывая его шею и подбородок, покрытый легкой щетиной. — У меня был выбор, что ли? Жаль, что магии не хватило, чтобы добить этих уродов. — Но теперь с ней всё нормально? С магией. — Она восстановится, — жестко ответил Макс, запрещая мне продолжать допрос. Но я не могла молчать, меня распирали вопросы, нужные и не очень, бесполезные и толковые. Правда, перед тем, как все их задать, я выпила обезболивающее зелье (Макс нашел его примерно за полторы секунды). Выпила, отдышалась, приходя в себя, и… Вопросы полились нескончаемым потоком. — Как твое здоровье? — Нормально. Смотри, я цел, невредим и готов к новым свершениям. — Ты видел Алекса? — Всего несколько раз. Он постоянно чем-то занят. Сидит такой хмурый, аж молоко киснет, вечно что-то обсуждает или пишет бесконечные письма с указаниями. — Как думаешь, он обиделся на меня? Тебе рассказали о том, как я сглупила, когда пришла к Виктору? — Ты знаешь, я не могу сказать, что мой брат святой. У него хватает недостатков. Но обидчивость точно не входит в их перечень. И ты не сглупила, перестань. Эти люди умеют манипулировать тем, чем мы дорожим. Знаешь, — Макс накрутил мою прядь волос себе на палец. — Наш любимый император, чтоб ему икалось в бездне, как-то навестил меня в темнице. Ему хотелось причинить мне боль, и он рассказал… — тяжелая пауза, — что я не виноват в смерти Лиссы. Той девушки, помнишь, я рассказывал о ней? Конечно, я помнила первую настоящую любовь Максимилиана, смерть которой надолго подкосила его и лишила веры в лучшее. — Её отравил не поклонник… Точнее — поклонник, но по указке императора, — Макс поджал губы. — Я бы никогда не смог приготовить противоядие, потому что яд делался лучшими колдунами. Рейнольд заявил, мол, я бы растратил свои способности на семью, а он помешал этому случиться. Такой вот благодетель. Он сетовал на то, что я в итоге не оценил его заботы. Если бы я знал истинные причины гибели Лиссы, никогда бы не пошел на служение к этому человеку… а я ведь всегда благодарил его за доброту. Думал, как здорово: он принял меня после того скандала. Вот идиот! — Но ты не знал и не должен корить себя. — Угу, не должен. Жаль, не я его прикончил. Хотя, — лицо Макса озарила улыбка. — Скажем так, я участвовал. Яд моего изготовления тоже считается. — Конечно, считается! Не верю, ты живой, — пощупала, потрогала, облапала всего. — А я сохранила твое письмо, думала, оно последнее… — Да ну, разорви и выброси. Я написал его заранее. Потом подсунул одному из стражников, кто нормально ко мне относился. Сейчас сам стыжусь. Не люблю лишнюю патетику, все эти слова про «будь счастлива» и «навеки твой, без остатка». Фу. Розовые сопли, как ты выражаешься. — Нормальные сопли, мне понравилось, — пихнула его в бок локтем. — Ты вообще-то задолжал мне ресторан с рапанами. — Да хоть сегодня! — но затем Макс сильно призадумался, оглядев меня с ног до головы. — Хотя нет. Сегодня никаких ресторанов не предвидится. — Почему это? — Ну, например, потому что прямо сейчас я планирую раздеть тебя и долго… нет, не так… долго-долго, со вкусом, — он просмаковал, — любить. Во всевозможных позах. В твоих же интересах согласиться. — А тебе можно, ну, заниматься… Я не успела закончить фразу насчет здоровья Макса, потому что его губы накрыли мои. Он был нетороплив и совершенно не пытался растянуть жажду от долгой разлуки. Его руки срывали с меня одежду, губы скользили по груди и животу. Он глухо застонал, войдя в меня, а мне не хватило голоса даже на тихий стон. Наполненность им, желанная, долгожданная, такая необходимая, сводила меня с ума. Я сама насаживалась на Макса, ускоряясь и замедляясь, шептала ему на ухо, как люблю… хочу… не могу без него. Ладони помнили все те места на моем теле, касание которых заставляло меня всхлипывать. Бесконечно извиваться от возбуждения, восхищения и жара, что разливался в животе, стекал по ногам жидким медом. Мы любили друг друга прямо на полу, полураздетые, среди зелий и документов. — Как видишь, заниматься сексом мне можно, — подмигнул Макс много позже. — Ага… вижу… Как бы ещё отдышаться после показанного мастер-класса. — Слушай, я могу открыть портал в Россию. Мне понадобится время, конечно… — Зачем? — если честно, не этого разговора я ожидала после того, как содрогнулась от удовольствия, а палец Макса всё ещё лежал на моем клиторе, мягко обводя его, заставляя меня вновь разгораться желанием. — Мало ли ты планируешь вернуться. После всего, что случилось, не удивлюсь, если тебе не захочется иметь с нами дел. — Ага, то есть десять килограммов золота кое-кто решил зажилить? — хмыкнула я, давая понять, что отступать не собираюсь. — Я обязательно свяжусь с родителями и друзьями, но жить буду здесь. С тобой и… Александром, если он, конечно, разрешит. — Насчет Александра не обещаю, — указательный палец ворвался внутрь, заставляя меня развести ноги. — Но от меня ты нескоро отделаешься… — Ах… Я задохнулась, когда Макс нащупал точку, заставляющую мир перед глазами вспыхивать искрами. — Какая же ты отзывчивая... — пальцы задвигались чаще, быстрее. — Как же сильно я тебя люблю. В тот день мы толком даже не пообедали. Кстати, чуть позже я узнала, что когда Александр пришел проведать Макса, то сказал ему коротко, но безапелляционно: — Я бы не простил себя, если бы ты не выкарабкался. В тот день между братьями был установлен окончательный мир. |