Книга Ночь разбитых сердец [= Там, где живет надежда ], страница 108 – Нора Робертс

Брайан тихо открыл дверь и так же тихо прикрыл ее за собой. Потеряв всю свою решимость, он отправился в ее спальню, нервно перекладывая сумку из руки в руку.

Она свернулась клубочком на кровати – маленьким комочком несчастья. Волосы закрывали ее лицо. Ему приходилось сталкиваться с женскими слезами: невозможно прожить с Лекси полжизни и избежать этого. Но он не ожидал таких не­удержимых рыданий от Керби. От женщины, бросившей ему вызов, от женщины, спокойно справлявшейся с последствиями убийства. От женщины, только что вышедшей из его кухни с гордо поднятой головой и глазами, холодными, как Северная Атлантика.

Когда рыдала Лекси, оставалось или послать ее к черту и за­баррикадировать дверь, или прижать ее к себе и держать, пока не пройдет буря. Он решился на второй вариант и, присев на край кровати, дотронулся до плеча Керби.

Она выпрямилась, как пружина, и замолотила по протяну­тым к ней рукам. Но Брайан терпеливо настаивал на своем, пока не обнаружил, что сжимает в объятиях разъяренную тигрицу.

– Убирайся отсюда! Не смей прикасаться ко мне!

Боль и унижение оказались сильнее, чем она могла выдер­жать. Керби лягалась, пихалась, затем вырвалась, соскочила с противоположной стороны кровати и свирепо смотрела на него опухшими глазами, хотя рыдания все еще душили ее.

– Как ты смел явиться сюда?! Убирайся к дьяволу!

– Ты оставила свою сумку. – Он явно выглядел глупо, рас­тянувшись на ее кровати, поэтому встал и повернулся к ней лицом. – А поднялся потому, что услышал, как ты плачешь. Я не хотел этого. Я не знал, что могу заставить тебя плакать.

Керби вытащила из тумбочки коробку с салфетками и вытер­ла лицо.

– Почему, интересно, ты решил, что я плачу из-за тебя?

– Ну, поскольку за последние пять минут ты вряд ли столк­нулась с кем-то еще, кто мог так расстроить тебя, это разумное предположение.

– О, ты разумный, Брайан! Всегда был разумным. – Она выдернула еще несколько салфеток, усыпав ими пол. – Я про­сто побаловала себя. В конце концов, имею право! А теперь я хочу, чтобы ты оставил меня в покое.

– Если я тебя обидел…

– Если?! – В бешенстве она схватила коробку с салфетками и швырнула в него. – Если ты меня обидел, сукин ты сын? Что я, по-твоему, – резиновый мячик? Шлепнешь – и он отско­чит? Ты говоришь, что любишь меня, потом спокойно заявля­ешь, что все кончено…

– Я сказал: мне кажется, что я начинаю влюбляться в тебя. –

Он счел жизненно важным подчеркнуть это различие. – И во­время прекратил это.

– Ты…

Бешенство действительно окрашивает все в красный цвет, поняла Керби. Все стало огненно-красным. Она схватила пер­вое, что подвернулось под руку, и швырнула.

– Господи, женщина! – Брайан увернулся от маленькой хрустальной вазы, пулей просвистевшей у его уха. – Рассечешь мне лицо – тебе же и зашивать!

– Черта с два! – Она схватила пульверизатор с любимыми духами и бросила в него. – Можешь умереть от потери крови – я и пальцем не пошевелю! Паршивый ублюдок!

Он нырял, уклонялся и наконец умудрился схватить ее, прежде чем она треснула его по голове тяжелым зеркалом в се­ребряной оправе.

– Я могу держать тебя столько, сколько понадобится, чтобы ты успокоилась, – задыхаясь, сказал он, прижимая ее к матрасу всей своей тяжестью. – Будь я проклят, если позволю тебе изу­родовать меня только потому, что задел твою гордость.

– Гордость? – Керби перестала бороться, и ее высохшие от ярости глаза снова наполнились слезами. – Ты разбил мое сердце! – Она отвернулась, закрыла глаза и не стала сдерживать слезы. – Теперь у меня не осталось никакой гордости.

Брайан ошеломленно отстранился, а Керби повернулась на бок и снова свернулась калачиком. Она больше не рыдала, ле­жала молча, и слезы струились по ее щекам.

– Брайан, оставь меня в покое.

– Я именно это и пытался сделать. Разве ты не уверена, что нам обязательно придется расставаться? Раньше или позже. Так почему бы не раньше? Ведь ты все равно не останешься. – Он говорил тихо, водя пальцем по ее волосам. – Во всяком слу­чае – не здесь. Не со мной. И если я сейчас не отступлю, то умру, когда ты меня бросишь.

У нее уже не осталось сил даже на слезы. Она положила ла­донь под щеку и открыла глаза.

– Почему ты думаешь, что я не останусь?

– А чего ради тебе оставаться?! Ты можешь жить где угодно. В Нью-Йорке, Чикаго, Лос-Анджелесе… Ты молодая, красивая, умная. Врач в большом городе зарабатывает кучу денег, каждую неделю ездит в загородный клуб, имеет шикарный кабинет в сверкающем небоскребе.

– Если бы я все это хотела, то давно бы уже имела. Если бы хотела жить в Нью-Йорке, Чикаго или Лос-Анджелесе, я сейчас была бы там.

– Меня, признаться, всегда удручало, почему ты здесь.

– Потому что я люблю этот остров! Всегда любила. Потому что здесь у меня именно такая практика, какую я всегда хотела, и я живу так, как всегда хотела жить.

– Но ты пришла из совершенно другого мира, – настаивал Брайан. – Из другого образа жизни. Твой отец богат…

– А мама – красавица?

– Керби, ты не понимаешь…

– Я все понимаю! – Ей казалось, что голова сейчас лопнет, как слишком сильно надутый воздушный шарик, и она рассеян­но подумала, что надо принять какую-нибудь таблетку. – Меня не интересуют загородные клубы. Там скучно и полно всяких идиотских правил. Зачем мне это, если я могу сидеть на своей веранде и каждый день смотреть на океан? Я могу гулять в лесу, где водятся олени, смотреть, как поднимаются над рекой туманы…

Она повернулась – чуть-чуть, только чтобы видеть его лицо.

– Скажи мне, Брайан, а почему ты живешь здесь? Ты ведь тоже мог бы поехать в любой из названных тобой городов, уп­равлять кухней в роскошном отеле или открыть собственный ресторан. Почему ты этого не делаешь?

– Мне там ничего не нужно. Все, что мне нужно, здесь.

– И со мной так же. – Керби снова прижалась щекой к по­крывалу. – А теперь уходи и оставь меня в покое.

Брайан поднялся и постоял, глядя на нее сверху вниз. Он ка­зался себе большим и неуклюжим. И ничего не мог понять. За­сунув большие пальцы в передние карманы джинсов, он ото­шел, уставился в окно, потом снова посмотрел на нее. Она не шевелилась, молчала. Брайан выругался про себя, с шумом вы­дохнул, направился к двери… И вернулся.

– Керби, я врал тебе. Я ничего не прекратил. Я хотел, но не мог. И мне не только казалось… я действительно влюбился. Прямо тебе говорю: лучше бы этого не случилось. Лучше бы я не влюбился, потому что все равно это хорошо не кончится. Но это есть.

Керби смахнула слезы со щек и села. Да. Он и в самом деле не выглядит счастливым. В глазах возмущение, губы упрямо сжаты, вся фигура так и пышет раздражением.