Книга Жатва душ. Остров мертвых, страница 21 – Данияр Сугралинов

— Ну будь ты человеком! — взмолился парень. — Ты же знаешь, от меня пользы нет! А фонарик и Сергеич может подержать!

Гуру стоял, опершись о стол красного дерева, и задумчиво потирал бородку. Он выглядел уверенным в своем праве диктовать условия. Но напоминал Ерема не тигра и даже не бойцовского уличного кота, а паучка-крестовика на исходе осени, время которого закончилось, все мошки передохли, а трепыхание паутины означает не попавшую туда добычу, а продирающегося сквозь заросли крупного зверя.

— С хера ли я вообще куда-то пойду?

Мой голос прозвучал слишком громко. Восемь пар глаз уставились на меня, Сергеич смотрел одобрительно, другие — вопрошающе, а Карина еще и презрительно. Сжечь меня взглядом не удалось, поэтому она пафосно воскликнула:

— Настоящий мужчина защитил бы свою женщину!

— Не понял, — заулыбался я и напомнил ее вчерашние слова: — А как же «у женщины такие же права и возможности, как у мужчины»?

Ой-ё, зря я на вентилятор накинул. В группе гуру забурлило так, что…

Но публичным линчеванием все не закончилось, точнее, не успело, — в дверь осторожно постучали, раздался тихий голос:

— Хилфе! Гибте с либенден? Хелп!

Еремей шикнул на готовых взорваться дамочек, на цыпочках прошелся к двери, повернулся к нам и приложил палец к губам…

В дверь постучали настойчивее, немецкую речь сменил очень плохой английский:

— Из энибади зэа?

Гуру глянул в глазок, выпрямился, уперев руки в боки, и жестко, но вежливо попросил на своем киношно-ломаном инглише:

— Здесь никто! Никто! Уходите! — И добавил по-русски: — Нам лишние рты ни к чему! Ищите дураков в другом месте!

— Это почему не нужны? Если мужики — очень даже нужны! — возмутился Сергеич. — Кто твой курятник кормить-то будет?

— Нахал! — воскликнула Евгения.

— Сергеич прав, — сказал я. — Люди нам нужны. Чем нас больше, тем мы сильнее.

Еремей на шаг отступил от дверей, указал мне на выход:

— Милости прошу, уважаемый! Догоняйте этих пожилых немцев. Им обоим лет по восемьдесят, я их знаю, они еле на ногах стоят!

Я сжал кулаки — взыграло с детства вбитое правило, что пожилым нужно уступать места и всячески помогать. Черт, но сейчас цель — выжить, мы не имеем права тащить на себе двух немощных, от которых вряд ли будет помощь… От мысли, что, может, и прав Еремей, стало тошно.

Пока совесть боролась со здравым смыслом, Сергеич констатировал:

— А, так то немчура была? Тогда поддерживаю! — И проворчал: — У меня дед погиб под Харьковом. Гнать, гнать этих гансов… — Воспоследовавшему ругательству позавидовал бы и боцман.

Совесть все-таки одержала верх. Под неодобрительный бубнеж Сергеича я открыл дверь, но немцев уже и след простыл. Что ж, одна проблема разрешилась сама собой, осталось определиться, как жить дальше. Это за нас попыталась сделать Элеонора. Крупная и кудрявая докторша взяла у Карины список и протянула мне:

— Вот то, что нам нужно, Денис. Постарайтесь ничего не упустить.

Ни «пожалуйста» тебе, ни «спасибо». Слова ясноокого и светлоликого не подлежат обсуждению, он сказал, что мы нижнее звено пищевой цепочки, значит, так тому и быть. Но есть одно упущение: нас-то спросить забыли, а мы звери более зубастые, чем он. И я сейчас не о бите в руках, а о статусе, полученном от жнецов.

В который раз безумно хотелось послать всю эту компанию в пешее эротическое путешествие, но я сдержался. Сложив листок вдвое, обвел взглядом дам и затесавшегося среди них Макса, имевшего вид лихой и придурковатый, кивком позвал его на балкон, где у нас, похоже, образовался штаб сопротивления. Сисадмин нехотя поплелся следом.

— Вы куда? — спросила Элеонора.

— Ясное дело — совещаться, как вас прокормить, — ответил я, чуть подумав. А потом меня понесло: — Мне было знамение из центра вселенной, что отныне мой наипервейший долг — хранить и защищать вас, милые дамы. Вас и гуру Еремея.

Евгения и панда-Ирина обрадовались, восторженно переглянулись. Карина с подозрением прищурилась. Маша надула из жвачки пузырь, который, лопнув, залепил ее нос.

— Ерничаете? — скептически спросила Элеонора и кивнула: — Ерничаете. Но все же помните, что слова не просто сотрясают воздух. Слова имеют вес. Не выполните, что обещали, пожалеете! Бумерангом вернется.

Сделав это мрачное предсказание, врачиха удалилась. Ее отчасти справедливые слова, а еще больше наглость гуру, попытавшегося на нас паразитировать, так меня взбесили, что я с трудом подавил желание упокоить и его…

В этот момент сквозь звуконепроницаемые стены номера пробился истошный вопль. Его приглушило так, что женщины и ухом не повели, но я, перехватив биту, рванул на выход. Уже открывая дверь, знал, что увижу, — в конце коридора чету немцев атаковал зомби.

Так и есть! Я рванул на помощь. Кто-то выбежал вслед за мной, шумно топая по ковровому покрытию, но оглядываться я не стал — вряд ли это Макс, скорее пожилой электрик.

Зомби, непонятно откуда взявшийся мужик в белом халате, на счастье немцев был свежим, он еще толком не проснулся и еле передвигался. Но пожилая чета сама себя загнала в закуток, где стояла кадка с пальмой, и теперь не могла выбраться без риска попасть в зубы мертвеца. Тот урчал, тянулся к ним руками, но упирался в ветку, которая и мешала ему добраться до потенциальных жертв, женщина кричала, отвернувшись к стене, мужчина тыкал в зомби тонкой тростью, пытаясь оттолкнуть, при этом я, приблизившись, отметил, что действовал немец грамотно — метил в лицо и уже выбил глаз нападающему.

Подбежав к зомби, я занес было биту над плешивым затылком, но тут меня осенило.

Я протянул биту старику-немцу по имени Дитрих Киндерманн, другой рукой указал на зомби, пытаясь перекричать его вопящую супругу Керстин:

— Хит хим, Дитрих! Ит’с ё ченс ту сёвайв. Нот онли нау, бат ин зе фьюче ту! ^[1]

Для четы Киндерманн интерфейс и правда был единственным шансом выжить. Старик Дитрих не растерялся, биту принял и… ударил, вернее, сделал тычок в грудь зомби в халате так, что тот завалился на спину. У Керстин кончился воздух в легких, она перевела дух, чтобы продолжить вопить, но Дитрих перехватил ее за кисть и потащил за собой:

— Шнелля, Керстин, шнелля! ^[2]

Проскочив мимо меня, старик обернулся, вернул биту:

— Данке!

— Ю шуд финиш хим, Дитрих! — воскликнул я, кивая на зомби. Он ворочался на полу и вот-вот мог подняться. — Крак хис хед, олд мэн, ит’с ё ченс! ^[3]