Книга Потерянные в прямом эфире, страница 64 – Алиса Евстигнеева

Дверь открыла Алиса, которая, судя по озадаченному выражению лица, меня не узнала.

Наши отношения были неоднозначными. Помнится, в детстве я страшно ревновала маму к ней, не упуская возможности чем-либо поддеть младшую сестру. Я вообще была достаточно сложным ребёнком, обиженным на весь белый свет, а их трепетное отношение друг к другу заводило сильнее красной тряпки. Кажется, я перепробовала все средства привлечения внимания: от отличной учёбы до дебоша. Поэтому, чего уж тут греха таить, у моего отчима были все основания не любить меня. Я бы и сейчас, наверное, продолжала им мстить, если бы не бабушкина болезнь, которая вывернула весь мой мир наизнанку.

Как это и бывает, беда пришла неожиданно. Бабуля всегда была крепкой женщиной, на тот момент ей и шестидесяти не было. Но рак дело такое, и он спалил её буквально за считанные месяцы. И пока мать с отчимом пропадали на работе, рядом со мной неожиданно оказалась… Алиса. Она тоже любила бабушку, хоть и не общалась с ней так тесно, как я. И опять-таки, тому причиной была я, отчаянно боровшаяся за единственного близкого человека. Но тогда, уже у постели умирающей бабушки, вдруг встало всё равно, кого и как любили.

И когда захлопнулись двери скорой, именно десятилетняя Алиса сидела и прижималась к моему боку, пока я сдавленно рыдала, а мама решала более практичные вопросы.

С тех пор между мной и сестрой повисла неловкость: ненавидеть друг друга было больше не за что, но и сблизиться как-то особо не выходило. Да и разница в возрасте давала о себе знать. Мы почти никогда не общались будучи взрослыми.

Когда мне было шестнадцать, я окончила школу и, забрав из семейного «тайника» деньги, которые, как я полагала, принадлежали мне (бабушка специально откладывала для моего поступления, но у отчима был свой взгляд на них), сбежала в Москву. Этого мне простить не смогли. И даже тот факт, что в следующий свой приезд я вернула всё, меня не оправдал.

Я была сложным подростком, но понимание этого пришло только сейчас, когда детские обиды остыли. А тогда, до побега из родительского дома, я могла лишь злиться и мечтать доказать им всем, чего стою.

И вот, я на пороге родительского дома с затаённым дыханием рассматривала выросшую сестру. Я помнила её худощавым ребёнком с двумя косичками, сейчас же это была расцветшая девушка, смотревшая уверенно и даже с некоторым вызовом. Как потом выяснилось, характер у неё во многом сформировался отцовский, слава Богу, что мозги и взгляд на мир были свои собственные.

— Привет, — в неуверенной улыбке растянула я губы.

Алиса нахмурила брови, чуть пристальнее всматриваясь в лицо непрошенной гостьи, после чего произошло невероятное: она сделала шаг вперёд, прямо как была, в носках, и вдруг заключила меня в несмелые объятия.

— Олеся, приехала!

***

Уже вечером мы сидели за столом одной «дружной» семьёй и томились от тягостной атмосферы. Нам с мамой было неловко, Алиса была молчалива, будто происходящее никак её не трогало. Зато Гена злился за нас всех. Злился, но никак не мог найти повода, к чему придраться, ну или же просто берёг силы на будущее.

В шкафу, за стеклянной дверцей, стояла бутылка дорогущего Hennessy, опять-таки купленного на деньги Игоря. Отчим периодически косился в его сторону, явно подумывая о дегустации, но при этом стараясь сохранить лицо и делая вид, что ему всё равно. Отвергнуть элитный коньяк он так и не смог.

Мама о чём-то щебетала, зачем-то рассказывая о каких-то дальних родственниках и знакомых, до которых лично мне не было никакого дела. Я же невесело ковыряла в тарелке, борясь с приступом тошноты, вызванным отнюдь не токсикозом. Это было странно — осознавать, что за столом нас сидело пятеро, но никто об этом не знал. Ребёнок шевелился, и мне отчаянно хотелось накрыть живот ладонью, словно защищая его ото всех. Смешно ли, но сейчас ближе него у меня никого не было.

— Расскажи о Москве, — вдруг вклинилась Алиса в бессмысленный рассказ мамы. — Как ты там живёшь?

Если честно, то я удивилась: раньше сестра не выказывала особого интереса ни к моим делам, ни тем более к столице. Впрочем, мы ведь особо и не общались. Поощрённая первыми вопросами о своей жизни, я пустилась в длительный рассказ о том, какая она, Москва.

Алиска смотрела на меня заворожённым взглядом, что в итоге явилось ошибкой. Говорят же: не будите лихо, пока оно тихо.

—  Что ты сказки рассказываешь, — проснулось моё лихо в лице отчима, — лапшу на уши вешаешь! Вот наслушается она тебя сейчас…

Он не договорил, зато я не утерпела:

— И что тогда?

— Запудришь совсем девчонке голову! Знаем мы вашу Москву. Срам, да и только.

Гена комично сплюнул, а я подумала, что его недалёкость уже ничем не изжить, и это помогло мне сохранить спокойствие.

Мирный вечер был окончен, и я поспешила покинуть стол.

— Не обижайся на отца, — час спустя попросила Алиса, появившись в нашей с ней комнате. Вернее, комната была её, я же была так… временным гостем.

— На дураков не обижаются, — пробормотала себе под нос, но сестре сказала всё же другое: — А пусть он меня не цепляет.

— Он просто не знает, что с тобой делать, — вздохнула она, садясь рядом. — Папа же — он такой, ему хочется во всём чувствовать свою важность, главность. Мы с мамой ему в этом подыгрываем, а с тобой он никогда сладить не мог.

— Он и не старался. Вот что он ко мне вечно с этой Москвой лезет? Ну уехала я и уехала, ему же лучше — видеть меня не надо лишний раз.

Она немного помолчала, рассматривая узор на ковре, после чего негромко сказала, словно выдавая какую-то тайну:

— Он сам когда-то мечтал в Москве учиться, даже в Бауманку документы подавал, но не прошёл. Мне бабушка по секрету рассказала.

Сначала я удивилась тому, что бабушка сказала об этом ей, а не мне, но вовремя сообразила, что помимо нашей покойной бабули, у Алисы ещё имелась мать Геннадия.

— Ему легче столицу ненавидеть, чем признаться в том, что он когда-то туда стремился, но не смог попасть.   

Сестра не открыла мне Америки, но такие простые истины вдруг неожиданно расставили всё по местам. Я даже испугалась своей близорукости: как это я раньше не понимала столь очевидных вещей? Я тогда и на сестру новым взглядом посмотрела, словно впервые в жизни по-настоящему заметив её.

Именно с этого разговора взяла начало наша дружба. 

***

Открытие, сделанное с подачи Алисы, придало мне уверенности и наглости. Ничего не могла с собой поделать, но мысль о том, что преуспела там, где провалился Гена, заметно воодушевляла меня. Не думаю, что Алиска своими словами предполагала добиться именного такого эффекта, ведь отношения с отцом у неё были более чем хорошие, вопреки его занудству.

Следующие несколько дней, пока все пропадали на работе и в школе, были потрачены на встречи с бывшими друзьями-приятелями. Дефицитом общения со сверстниками я не страдала никогда. Но, несмотря на тёплый приём знакомых, я каждый вечер неизменно возвращалась домой, что, кажется, не особо радовало остальных его обитателей. Обстановка накалялась: Гена ходил вечно мрачный и враждебный, не упуская любой возможности запустить в мою сторону очередную шпильку. В долгу я не оставалась, на что мама расстроенно поджимала губы, посылая мне упреждающие взгляды, словно давая немой приказ: «Молчи».