Книга Илартания. В объятиях сна, страница 35 – Ольга Арунд

— Переселишь Триану в правое крыло.

— Воланд! — возмутился Ренделл, разом потеряв отстранённый вид.

— Повторять я не буду, мне категорически не нравится ход твоих мыслей, и угробить бедную девочку я не позволю.

— Ну, конечно, — с издевательским энтузиазмом закивал тот, — поэтому и селишь её поближе к своей спальне.

— Рэй, прекрати выставлять меня озабоченным мальчишкой. Я больше беспокоюсь как бы твоё любопытство слишком далеко не зашло, и мне не пришлось потом объясняться с её родителями.

Воланд видел, что друг не верит ни единому его слову, но никак не ожидал настолько абсурдного заявления:

— А может ты ревнуешь?

Он даже завис на несколько мгновений.

— Я что? — ошеломлённо переспросил Воланд.

— А почему бы и нет? — развеселился Ренделл. — Чем я хуже? Умный, влиятельный, богатый. Вдобавок я моложе.

— А я президент, — хмыкнул Воланд. — Всё, Рэй, ты меня понял, повторять не буду.

— Как скажете, господин президент, — Ренделл встал и с издёвкой поклонился.

Когда я открыла глаза, в комнате было темно. Я попыталась сесть, но вмиг возникшие чёрные точки перед глазами не позволили мне это сделать.

— Триа Майерин, вам нельзя вставать! — услышала я, а спустя пару мгновений увидела миловидную полную женщину, которая ласково улыбалась мне, протягивая стакан с водой.

— Это я уже поняла, — со стоном вернувшись в прежнее положение, я взяла стакан.

— Меня зовут Эверли Рендом, третий ранг. Энар Вагнер наказал мне присматривать за вами. Выпейте это.

— Спасибо, — поблагодарила я, напившись. — Триа Рендом, а сколько сейчас времени?

— Сейчас шесть часов вечера, вы проспали почти сутки.

— Сутки? — такого я не ожидала. — Триа Рендом, а как долго я ещё не смогу встать?

— Ещё три часа и двадцать пять минут, — просветила меня женщина, сверившись с часами. Она помогла мне привстать и устроиться полулёжа, затем взяла стул, поставила его в зоне моей видимости и сама устроилась на нём. — Может быть, вам рассказать пока что-нибудь или прочитать?

— Спасибо за беспокойство, — я улыбнулась, — я ценю вашу заботу, но вполне могу провести это время в молчании. Уверена, помимо меня у вас ещё много других дел.

— Ох, не переживайте на счёт этого, — отмахнулась она, — я давно служу в этом доме и, поверьте, работы у меня немного. В наше время почти все медицинские манипуляции выполняет оборудование и подобные распоряжения для меня в радость.

— Но как же энар Вагнер?

— Не поверите, — заговорщицким шёпотом поделилась триа Рендом, — он, как и энар Ренделл практически не болеют. А то, что зарабатывают на тренировках, прекрасно лечат восстановительными капсулами. Я уже молчу о том, что банальную простуду они запивают двухсотлетним виски…

Представив как эти двое раз за разом ускользают от лечения, я не удержалась от смешка.

— Вы рассказываете невероятные вещи.

— Что с меня взять, — пожала она плечами, — я знаю энара Вагнера очень давно и могу говорить о нём всё что захочу. То, каким он показывает себя народу лишь вершина айсберга, кому как не мне это знать.

— Снова раскрываешь мои тайны, Эверли? — спросил президент, входя.

Я вздрогнула, услышав его голос, но спокойный вид триа Рендом уверил, что ей позволена такая откровенность.

— Что вы, господин президент, — триа Трендом встала, повернувшись к нему, — все ваши тайны остаются при вас. Разве будет кто-то прислушиваться к болтовне старой триа?

— Ты на себя наговариваешь, — с улыбкой ответил он.

— Не скажите, энар Вагнер, всё-таки сто восемьдесят лет дают о себе знать.

— Никогда бы не подумала, — изумилась я, — вы великолепно выглядите, триа Рендом.

— Спасибо, это всегда приятно слышать, — улыбнулась она и засобиралась. — Я так понимаю больше в моих услугах нет необходимости. Всего вам хорошего, триа Майерин, энар Вагнер.

Проходя мимо Воланда, она тепло пожала ему руку и вышла из комнаты.

— Вы давно знаете триа Рендом? — я не удержалась, их отношения даже с налётом официоза оказались невероятно близкими.

— Она многое для меня сделала, — Воланд занял место на стуле. — Как ты себя чувствуешь?

— Спасибо, неплохо.

Тишина, которая воцарилась после этого, не напрягала ни его, ни меня. Не знаю о чём думал Воланд, рассматривая меня, но лично мне хотелось многое спросить. Жаль только, что он вряд ли ответит.

— Чем я обязана высочайшему визиту?

— Ты злишься, — с насмешкой в тёмных глазах констатировал он и пересел на край кровати.

— Тебе показалось, — наигранно улыбнулась я.

— Не думаю, — протянул Воланд, не отрывая от меня внимательного взгляда, — но то, что ты перестала выкать, не может не радовать.

С трудом подавила безотчетное желание сделать ему назло.

— Когда я смогу вернуться домой? — не то чтобы я сильно соскучилась, но хотелось знать хотя бы примерные сроки.

— Мне стоило бы обидеться, — создавалось ощущение что сегодня ему невозможно испортить настроение. — Я был уверен, что тебе создали все условия для комфортного проживания.

— О, да, — ехидство в моём тоне не услышал бы только глухой, — особенно, меня порадовало отсутствие связи с близкими и ненавязчивое требование сменить гардероб.

— Что ты имеешь в виду? — не понял он и осмотрел меня ещё раз, задержав взгляд на том, что не скрывало одеяло.

— Ещё скажи, что ты не в курсе, — съехидничала я и по его взгляду поняла что так и есть. Пришлось пояснить: — У меня шкаф забит.

И меньше всего я ожидала, что Воланд поднимется с кровати и, открыв двери, задумчиво осмотрит его содержимое.

— Поверь, это не моя инициатива, — он вернулся обратно, — ты не любишь платья?

— Люблю, но не тогда когда их покупают без моего участия и за чужой счёт.

— Разве мы чужие? — спросил с долей насмешки, заставив меня поморщиться.

Отвечать на настолько явную провокацию я не стала. Можно подумать то, что однажды мы оказались в одной постели, что-то значит. Для него. Я соврала бы, если сказала что не хочу продолжения, хотя я, вообще, много чего хочу. Взаимности, например.

— Тебе придётся переехать, — не дождавшись моего ответа, начал Воланд.

— Почему? — За время моего вынужденного отдыха произошло что-то ещё.

— Хочешь я придумаю для тебя хорошо звучащую ложь? — он склонил голову набок, внимательно наблюдая за моей реакцией.

— Предпочитаю горькую правду, — Воланд на мгновение задумался.