Книга Пятьдесят три письма моему любимому, страница 74 – Лейла Аттар

– Ты права. Это было бы слишком явно. Я не могу скрывать, что я чувствую, когда ты в моих объятиях. – Он включил радио. – Но ты все равно должна мне танец.

Так естественно, так правильно быть в его руках. Наши ноги двигались в легком ритме, его подбородок касался моей макушки.

– Мне нравится, – сказала я, когда началась медленная, тягучая баллада.

– Это группа Bread. «Детка, я так хочу тебя-а»…

– Мы танцуем под группу с названием Bread?

– Ш-ш-ш. Просто слушай.

Мои руки скользнули по его спине вниз, по изгибу позвоночника. Мои губы прижались к его ключице.

– Поцелуй меня в шею, и я кину тебя в постель, – прорычал он.

– Неандерталец, – сказала я. – Так я и знала. Ты и в самый первый раз сбил меня с ног.

– Ты так говоришь, словно хочешь застраховаться от меня.

– Хочу. Ты опасен. И оставляешь на мне синяки. И твои слова раздевают меня, а поцелуи сбивают с толку.

– Это взаимно. – Он погладил меня по талии. – Расстегни мне рубашку.

– Что?

Взяв мои руки, он положил их к себе на грудь.

– Раздень меня.

Я медленно начала делать это, пуговку за пуговкой, сверху вниз.

– Что это? – спросила я. – Ты сделал еще тату?

– Продолжай.

Дойдя до подола рубашки, я стянула ее с его плеч и ахнула.

Через всю его грудь шла татуировка острой, шипастой колючей проволоки, такая же, как на бицепсах, так, что, когда он опускал руки, это выглядело как сплошная линия, идущая по всему телу.

– Я решил, что не только же тебе ходить с боевыми шрамами, – сказал он, скидывая рубашку.

Я провела пальцами по тату. Он сделал это для меня. В честь зигзагообразных рытвин на месте моих грудей.

– На груди! Зачем ты это сделал? Это опасно. Нельзя делать тату за границей. – У меня не было слов. Я говорила первое, что приходило на ум, лишь бы сдержать переполняющие меня эмоции. – Ты очень неосторожен, Трой! Я не…

Он заткнул мне рот поцелуем, от которого подгибались колени.

– Шейда, я люблю тебя, – сказал он. – Я скучаю по тебе, где бы я ни был. Я хочу видеть, как ты морщишь нос на кузнечиков в Мехико. Хочу бродить с тобой по уличным базарам в Гонконге. Хочу делить с тобой каждый восход и закат и каждую секунду между ними. Хочу твой смех, твое дыхание, твою кровь и твои кости. Ты у меня в душе. Я могу обойти целый свет, но дом будет там, где ты, Свекла.

Я чувствовала, как бьется его сердце под моей ладонью.

– Шейда, будь моей женой, – сказал он. – Я больше не могу видеть то выражение на твоем лице, полное ненависти к себе, когда появился Дэвид.

Незапланированные, внезапные, эти его слова застали врасплох нас обоих.

«Скажи да!» – кричала мне колючая проволока.

«Не сдавайся, – говорил Хафиз. – Теперь, когда мы так близко».

«Ты должна найти себе бойфренда», – говорила Мааман.

«Очень грустно потерять свою семью», – говорил Заин.

«У вас как будто выпускной», – сказала Наташа.

«Я всегда хотел детей, – говорил Трой. – Всегда».

«Ты же знаешь, что случилось с Заррин», – сказал Баба.

Я закрыла глаза.

Так солнечно, но я в постели и промерзла до костей.

Вошли Грейс и Генри в больничных масках. Они принесли мне букет роз с шипами. «Ты должна отпустить его, дорогая».

«Как ты могла скрывать от меня?» – спросила Джейн.

Я выглянула в окно. Мааман, Баба и Хуссейн собирали под деревом нападавшие яблоки.

Наташа и Заин держали самодельную открытку. Четыре человечка с огромными головами, разорванные пополам.

Хафиз порезал себе палец. «Проверь, чтобы Ма увидела это».

Все они стояли вокруг меня в ожидании.

Габриэлла ждала у дверей. Голубоглазый младенец у нее в руках начал бледнеть.

Я взяла Троя за руку.

И все исчезло.

Вошел Ангел Смерти.

И вырвал меня из рук Троя.

Нет.

Я больше не буду прятаться в тени.

Если мы будем принимать решения, думая только о том, чего боимся, нас парализует страх.

Я вырвалась из ледяной, смертельной хватки отчаяния, изо всех наихудших сценариев, из вины, из стыда, изо всех тяжелых цепей, сковывающих мою душу. Пришло время, мое время, совершить путешествие в тысячу километров, время поверить в себя. Я стою на краю обрыва и медлю.

«Лети, черт возьми, лети», – сказал Трой.

Я улыбаюсь и расправляю крылья, скольжу, парю, взмываю над золотой долиной, где в теплой, мягкой почве растут лимонные кущи. Мне кажется, я снова дома. Потому что выбираю любовь. Выбираю доверие. И надежду. И счастье. И пляшущие в лучах света пылинки.

– Да! – открыла я глаза. – Да, Трой.

– Да? – Он моргнул. – Да? – Он издал радостный вопль и схватил меня в объятия. Он чуть не раздавил меня целиком.

Мы начали смеяться – головокружительным, счастливым смехом.

– У меня нет чертова кольца, – сказал он.

– Неважно, – как будто это имело значение.

– Шейда Хиджази… Нет-нет. Черт, я не знаю твою девичью фамилию.

Это было так нелепо, что мы снова засмеялись.

– Каземи, – ответила я. – Шейда Каземи.

– Каземи, Хиджази. Что бы там ни было. – Он снял с шеи четки и намотал их мне на запястье. – Шейда-скоро-Хитгейт, если бы я мог приковать тебя к себе до конца жизни, я сделал бы это. Но пока пусть будет вот так. С этого дня ты моя, ты связана со мной, и так будет всегда. И не забывай об этом.

Я чувствовала на своей руке четки, хранящие тепло его тела, и думала, какой долгий путь мы прошли.

Легкое касание пальцев в этой самой комнате.

Пена у него на лице.

Красный маникюрный лак.

Гамак у озера.

Цоканье лошадиных копыт.

Его нос в моих палочках для еды.

Все эти вещи, все эти мелочи вдруг выпали, как шарики из мешочка, и покатились по коридорам моего сердца, словно целый поток сияющих, ярких огоньков, освещающих путь.

– Это правда, – сказала я.

– Что?

– Что говорила твоя бабушка.

Это несет свет во тьме. Она говорила не про четки. А про любовь, простую и ясную.

– Это держит монстров взаперти, – улыбнулась я. – Жаль, что у меня нет ничего для тебя.