Книга Чарли Чан идет по следу (сборник), страница 64 – Эрл Дерр Биггерс

Вел себя незнакомец развязно и весело. Сбросив с себя руку Спенсера, он подошел к Чарли и вальяжно спросил, оглядывая гостиную:

– Надеюсь, я не опоздал к обеду? Мой шофер, болван, сбился с дороги.

Увидев сидевшего в кресле Роберта Файфа, человек в бархатной куртке уставился на него и изобразил подобие улыбки на губах, спрятанных в клочковатой рыжей бороде, к которой уже по крайней мере месяц не прикасался парикмахер.

– Кто вы такой? – спросил Чан.

– Ха, – пожал плечами неизвестный, – допустим, Смит. Но, может, и Джонс. Однако мне лично больше нравится именоваться Смитом.

– Где проживаете, мистер Смит?

– Я-то? Если откровенно, то на берегу.

– Так вы – продолжатель благородной традиции? Чем был бы Вайкики без приморских бродяг? – Сыщик выглянул на террасу и позвал помощника: – Кашимо, обыщи этого джентльмена.

– Шарьте получше, – захохотал бродяга, – и, если найдете что-то похожее на деньги, ради бога, сразу же скажите мне.

Обыск принес мало результатов: обрывок бечевки, грубый складной нож, гребенка и странный предмет вроде монеты, но это оказалась медаль. Чарли взял ее и рассмотрел. Бронзовая. «Третья премия за пейзажи маслом. Академия художеств Пенсильвании». Чан вопросительно взглянул на владельца.

– Да, – расплылся тот в улыбке. – Это моя медаль. Я – художник. Не очень хороший, правда, иначе мне присудили бы первую премию и дали золотую медаль. – Он с вызовом посмотрел в глаза сыщику: – Позвольте осведомиться, чем вызван столь внезапный интерес к моей особе? Неужели джентльмен не имеет права пойти по делам в город без того, чтобы жирный полицейский не наложил на него лапу, а тощий – не принялся обыскивать?

– Простите, что побеспокоили вас, мистер Смит, – вежливо произнес Чарли. – Но ответьте мне прямо: вы были сегодня вечером на берегу?

– Нет. Я был в городе по своим делам. Шел по Калакауа-стрит, когда этот фараон…

– Где именно в городе вы находились?

– В парке Аала.

– Беседовали там с кем-нибудь?

– Ну, общество не назовешь избранным, но я украсил его своей особой, это точно.

– Значит, на берегу вас не было? Кашимо, Спенсер, – обратился Чан к сослуживцам, – проводите джентльмена к тому месту у павильона, где вы обнаружили следы под окном, и хорошенько сравните…

– Понятно! – с готовностью отозвался японец, и все трое удалились.

Чан повернулся к Файфу.

– Старая история, – грустно заметил он. – Когда человек теряет работу, он становится таким вот мистером Смитом.

Тарневерро подошел к сыщику и тихо спросил:

– Есть новости?

– Следствие все расширяется.

– Пора бы ему начать сужаться.

Из двери террасы показались бродяга и двое полицейских.

– Все в порядке, инспектор, – отчитался Спенсер. – Следы под окном могла оставить только одна пара башмаков в Гонолулу – вот эта. – Он указал на стоптанные ботинки оборванца Смита.

– Значит, милейший, вы мне соврали, что нынче вечером не посещали берег?

Непризнанный художник пожал плечами.

– Как грубо и фамильярно вы выражаетесь, инспектор! Не соврал, а немного отклонился от истины в интересах…

– Чьих?

– Своих, конечно. Я сообразил, что тут творится неладное, и предпочел держаться в сторонке.

– Хватит дурака валять! Вы входили вечером в павильон на побережье?

– Нет, клянусь вам! Но я несколько минут стоял под окном.

– С какой целью? – удивился сыщик.

– Собирался устроить себе ложе на песке в тени павильона. Это мое любимое место. Я трое суток провел в городе, потому что раздобыл немного денег. Но сегодня они у меня закончились, а чек, который я ждал кое за какую работу, еще не поступил. Поэтому я был вынужден вернуться к своему убежищу под пальмами. Я притащился из города на берег, чтобы переночевать, вот и все.

– В котором часу?

– Дорогой сэр, вы меня смущаете. Если пройдете по Отель-стрит, то увидите там в одной из самых шикарных витрин мои швейцарские часы. Я сам частенько хожу туда и любуюсь ими.

– Ладно, я понял, – нетерпеливо махнул рукой сыщик. – Вы пришли на берег. Что дальше?

– Там общественный пляж, который принадлежит всем. Я удивился, увидев свет в окне павильона, и подумал, что кто-то, похоже, снял дом. Занавеска на окне была задернута, но ветер постоянно распахивал ее. Я услышал голоса, мужской и женский, и решил, что здесь мне неудобно спать.

Чарли взглянул на Роберта Файфа. Тот всем корпусом подался вперед и с напряженным вниманием смотрел на бродягу. Актер так сжал кулаки, что костяшки у него на руках побелели.

– Я постоял там немного, – продолжал Смит, – шторка отодвинулась, и я рассмотрел мужчину.

– Кто же он?

– Да вот этот красавчик. – Смит указал на Файфа. – Он самый, с красной лентой на груди. Я не видал таких лент с тех пор, как учился у Жюльена в Париже и наш посланник пригласил меня обедать. Мы с ним были земляками, и он дружил с моим отцом.

– Погодите, – прервал его Чан, – это к делу не относится. Вы стояли у окна и подглядывали, так?

– Что за ерунда? Не судите о человеке по его одежде, сэр. Я не подглядывал, а случайно увидел, как мужчина и женщина оживленно беседуют.

– О чем же они беседовали? Не поймите меня неправильно, но это крайне важно для следствия, от этого зависят чьи-то судьбы. Мы ищем убийцу женщины.

– А-а-а. Ну, говоря по правде, я кое-что слышал. Она ему сказала, что…

– Прекратите немедленно! – хрипло закричал Файф. – Я не допущу таких гнусностей и положу конец этому унизительному допросу. Я убил Шейлу, так и запишите. Я готов понести суровое наказание.

Воцарилась мертвая тишина. Чан невозмутимо посмотрел актеру в лицо и спросил:

– Вы сознаетесь в убийстве мисс Фейн?

– Именно.

– За что вы убили ее?

– Из ревности и со злости. Я хотел, чтобы Шейла ко мне вернулась, я не мыслил жизни без нее. Я просил, умолял, но все без толку. Она смеялась и говорила, чтобы я не тешил себя надеждами. Она сама виновата. Я убил ее. В порыве эмоций. Сам себя не контролировал.

– Чем вы ее убили?

– Ножом, который был при мне по ходу пьесы. Я швырнул его в болото по дороге в город.

– Покажите мне это место, – добавил Чарли Чан и отвернулся, скрывая выражение своего лица.

Алан Джейнс, который последние полчаса буквально рвал и метал, вскочил со стула и закричал:

– Десять минут двенадцатого! Если я потороплюсь, то еще поспею на пароход. Теперь-то зачем вы удерживаете меня?