Книга Северное сияние, страница 76 – Нора Робертс

— Что ж, весьма любезно с ее стороны.

— Ну, с Розой-то она всегда любезна. — Она бросила горестный взгляд на Чарлин. — Ее она любит. Это меня на дух не выносит. Что будешь, красавчик?

— Если скажу, что у вас очень схожие интересы, но у каждой — на свой лад, ты мне тоже кофейник на голову опрокинешь?

— Могу.

— Тогда я буду овсянку.

— Ты? Ешь овсянку? — Она сморщила свой соблазнительный носик. — И не из-под палки?

— К овсянке привыкаешь.

— Ага. Точнее сказать — прилипаешь.

Передернув плечами, она пошла дальше принимать заказы и подливать кофе.

Ему нравилось смотреть, как она движется. Быстро, но не суетливо, сексуально, но не вызывающе. На ней была затрапезная фланелевая рубашка с расстегнутой верхней пуговицей, из-под которой виднелась белая плотная футболка. Серебряный кулончик на цепочке слегка подрагивал на груди.

Она подкрасилась — он знал об этом, потому что утром исподтишка наблюдал, как она это делает. Да, если уж дошло до того, чтобы смотреть, как женщина красит ресницы, — пиши пропало.

Чарлин вынесла чей-то заказ, Мег удалилась на кухню с блокнотом. Друг на друга они даже не смотрели, разве что ощущали рядом теплокровный объект.

Он взял в руку кружку с кофе и достал блокнот, чтобы было чем отгородиться от приближающейся Чарлин. Даже если пропал, все равно надо сохранять самообладание и не попадаться между жерновов.

— Подлить тебе? Она у тебя заказ приняла? Не понимаю, неужели так трудно быть с клиентами полюбезнее?

— Спасибо, пока не надо. Да, приняла. И была вполне любезна.

— Ну, если только с тобой — и то потому, что ты с ней спишь.

— Чарлин! — Из кабинки, где обычно завтракали Ганс и Декстер, послышались откровенные смешки. — Умолкни!

— Но это же не секрет, да?

— Уже не секрет, — проворчал он.

— Она ведь ночь у тебя провела?

Он поставил кружку.

— Если ты возражаешь, я могу переехать к ней.

— С чего это я должна возражать? — Чарлин машинально подлила ему кофе. — Почему я должна против чего-то возражать?

К его величайшему ужасу, глаза ее вдруг наполнились слезами. Не успел он сообразить, как с этим быть, как Чарлин стремглав убежала в кухню.

— Бабы… — проворчал Бинг откуда-то сзади. — Одни неприятности с ними.

Нейт обернулся. Бинг уминал яичницу с колбасой и жареной картошкой. На лице его красовалась гнусная улыбочка, но в глазах Нейт, кажется, углядел намек на сочувствие.

— А ты был женат, Бинг?

— Был один раз. Не сложилось.

— Не понимаю, почему.

— Вот подумываю, может, еще разок попробовать? Выписать русскую по каталогу, как сделал Джонни Тривани.

— Джонни?

— Ну да. Выбрал себе двух, если не врут. Посмотрим, как у него получится, тогда, может, и я попробую.

— Угу. — Поскольку между ними завязалось подобие разговора, Нейт решил попытать счастья: — Бинг, а ты в горы не ходишь?

— Раньше ходил немного. Не мое это. Когда время есть — уж лучше на охоту. Ищешь, чем бы развлечься?

— Вроде того. Дни все длиннее становятся.

— Да ты же, шеф, парень городской. И худой больно. Ты уж лучше в городе развлекайся, мой тебе совет. Займись вязанием или еще каким дерьмом.

— Всегда мечтал о макраме. — Бинг тупо взглянул. Нейт улыбнулся. — А почему, Бинг, у тебя самолета нет? В технике разбираешься, независимость любишь. Как же без самолета?

— Возни больно много. Если уж работать, то на твердой земле. А потом — чтобы летать, надо быть малость чокнутым.

— Да, я это слышал. Мне тут об одном летчике кто-то рассказывал… Прозвище еще такое чудное. Шестипалый, что ли…

— Двупалый. Три пальца на ноге у него отморожены были вроде. Этот точно был не в себе. Помер давно.

— Правда? А что — разбился?

— Да нет. В драке получил. Или нет… — Бинг насупил брови. — Ножом его пырнули. Известное дело — город… Вот что значит жить в таком скопище людей.

— Это точно. А ты с ним летал?

— Один раз. Сумасшедший. Нас несколько было, на оленя хотели пойти. Чуть нас не угрохал. До Луны поднялся. Я ему за это глаз подбил, — смачно сообщил Бинг. — Чокнутый!

Нейт собрался что-то сказать в ответ, но тут из кухни вышла Мег, а еще — открылась парадная дверь.

— Шеф Нейт! — влетел Джесси, а следом за ним Дэвид. — Вы здесь!

— И ты, я вижу, тоже. — Он шутливо подергал мальчика за нос. — Дэвид, как Роза? Как малышка?

— Хорошо. Все хорошо. Мы ей дали отдохнуть, пришли вот позавтракать по-мужски.

— А можно, мы с вами сядем? — спросил Джесси. — Мы же все трое мужчины.

— Еще бы!

— К тому же самые симпатичные во всем Лунаси, — засмеялась Мег и поставила кашу на стол. Рядом появилась тарелка с пшеничным тостом и плошка фруктового салата. — Джесси, ты уже водишь машину?

Мальчик со смехом протиснулся в кабинку рядом с Нейтом.

— Нет. — Он встрепенулся. — А можно я на твоем самолете полетаю?

— Можно, когда станешь доставать до педалей. Дэвид, кофе?

— Спасибо. Ничего, что мы так вторглись? — повернулся он к Нейту.

— Ну что ты. Мне очень не хватало моего приятеля. Ну, Джесси, ты уже ощущаешь себя старшим братом?

— Не знаю. Она все время плачет. Громко. А потом спит. Долго-долго. Но она меня уже за палец держала. И еще она сосет мамину сисю, чтобы молока попить.

— Вот оно как, — только и сказал Нейт.

— Принести вам молока? Стакан? — предложила Мег, наливая Дэвиду кофе.

— Розе сказали, что ты тут за нее пашешь. — Дэвид положил себе сахар. — Просила передать спасибо. Мы все тебе благодарны.

— Не за что. — Мег обернулась на Чарлин. — Вы тут думайте, что заказывать будете, а я тем временем молоко принесу.

Пикап Нейт оставил для Мег, а сам пошел в участок пешком. Солнце светило не ярко, однако было уже светло. Горы были затянуты тучами — такими, как он теперь знал, которые несут большой снегопад. Но ветер поутих, и мороз отпустил. От ходьбы мышцы разогрелись, в голове прояснилось.

Он то и дело встречал знакомые лица, обменивался приветствиями в той машинальной манере, как это делают люди, когда видятся изо дня в день.

И с долей удивления ему подумалось, что он, кажется, нашел свое место в этом мире. Не просто убежище или укрытие ото всех и вся, а надежное место.

Он не мог припомнить, когда его в последний раз посещала мысль о переезде в другой город или переходе на другую работу. И давно не приходилось прилагать волевых усилий, чтобы утром встать с постели. Он перестал сидеть вечерами в темноте, не ложась спать из боязни ночных кошмаров.