
Онлайн книга «Северное сияние»
Она сразу прошла в кабинет. Осмелев, зажгла верхний свет и шагнула к закрытой пледом пробковой доске. Аккуратно сняла плед. И отшатнулась, уронив его на пол. Ей приходилось видеть смерть. Она знала, что ничего красивого в ней нет. Но при виде жутких фотографий Макса Хоубейкера у нее перехватило дыхание. Лучше об этом не думать, во всяком случае — сейчас. Взять снимок отца — насколько чище казалась его смерть! — и отнести Чарлин. Сунула фотографию во внутренний карман куртки, погасила свет и вышла через ту же дверь. Чарлин была в своей комнате и открыла дверь в халате. Пахло виски, табаком и духами. — Лучше бы ты была одна. — Я одна. Я его отослала. Ну, где? Достала? — Ты сейчас посмотришь фото, потом я отнесу его назад — и больше чтобы я об этом не слышала. — Дай посмотреть. Дай на него взглянуть. Мег достала фотографию. — Нет, нет, не трогай. А то еще помнешь — Нейт догадается. — Она протянула снимок лицом к Чарлин. — Ой! Ой… — Чарлин отшатнулась — точь-в-точь как Мег от пробковой доски. — Господи… Нет! — Она попыталась остановить Мег, которая уже убирала фотографию. — Мне нужно… Она шагнула вперед, но под строгим взглядом дочери спрятала руки за спину. — Он… он совсем не изменился. Как это возможно? В точности как был. Столько лет прошло, а он все такой же. — Не дали ему измениться. — Он умер быстро, как думаешь? Сразу? — Да. — В этой самой куртке и ушел. В последний раз я его видела в ней. — Чарлин повернулась и скрестила руки на груди. — А теперь уходи. — Ее трясло. Чарлин обеими руками зажала себе рот. — Мег… — начала было она… Но Мег уже и след простыл. «Одна», — подумала Чарлин и прошла в ванную. Зажгла свет и стала смотреть на себя в зеркало. Он остался таким, как был. Молодым. А она — нет. Она уже никогда молодой не будет. Настал март. Дни сделались длиннее, но от этого весна не казалась ближе. Ближе она была только по календарю. Теперь Нейт просыпался со светом. И по большей части — рядом с Мег. В городе люди открыли свои лица, откинув назад капюшоны. Правда, появившиеся на заснеженных деревьях пластмассовые пасхальные яйца и такие же пластмассовые кролики на белых газонах весну не приближали. Но когда в первый раз в жизни он увидел, как на реке вскрывается лед, то понял: весна не за горами. С каким-то детским изумлением Нейт смотрел, как белую ленту реки одна за другой испещряют трещины — будто расходятся застежки-«молнии». В отличие от прежних проталин, эти расселины уже не затягивались и не замерзали. Это открытие его так поразило, что он двадцать минут стоял и смотрел, прежде чем вернуться в контору. — Река вскрывается, — сообщил он Отто. — Да? Рановато. Ну, так ведь оттепель стоит. «Оттепель? — удивился Нейт. — Что ж тогда морозом называется?» — Надо знаки выставить. А то еще мальчишки хоккей затеют — вмиг провалятся. — Мальчишки у нас умные… — Надо поставить знаки — как мы делали, когда проталины появились, только больше. Узнайте в Угловом, есть ли у них еще фанера. И пусть Пич или Питер напишут текст. Скажем: «Осторожно! Тонкий лед. Кататься на коньках запрещено». — Не такой он и тонкий… — Отто, пойди и принеси мне пяток щитов. Поворчав, Отто отправился исполнять поручение. Пич с трудом сдерживала улыбку. — Что? — Ничего. Ровным счетом. Прекрасная идея. Пусть люди знают, что мы о них беспокоимся. О них и о порядке в городе. Но, по-моему, было бы достаточно написать: «Осторожно. Ледоход». — Пиши, что считаешь нужным. Только сделай это! — Он вошел в кладовку в поисках чего-то, что могло сыграть роль шеста для таблички. — Отто не привлекай. Убедившись, что работа над знаками идет, он сел за компьютер, набрал текст листовок и распечатал на принтере, после чего отправился их разносить — на почту, в банк, в школу. Таким образом он добрался до «Приюта». Здесь у него за спиной возник Бинг. И фыркнул. Нейт промолчал и прочел собственный текст. «НАЧИНАЕТСЯ ЛЕДОХОД. КАТАТЬСЯ НА КОНЬКАХ, ХОДИТЬ И ЗАНИМАТЬСЯ ЧЕМ-ЛИБО НА ЛЬДУ ЗАПРЕЩАЕТСЯ ПРИКАЗОМ ГОРОДСКОЙ ПОЛИЦИИ ЛУНАСИ». — У меня ошибка, Бинг? — Не-а. Просто подумал, кого вы считаете таким идиотом, чтобы кататься на коньках на реке, когда лед вскрылся. — Того, кто, прочитав пару комиксов с Суперменом, прыгает с крыши, чтобы посмотреть, сможет ли летать. И долго река будет вскрываться? — По-разному. Зима ранняя была, а теперь и весна спешит. Поживем — увидим. Река каждый год вскрывается, и озеро тоже. Ничего нового в этом нет. — Ребенок увлечется игрой и провалится под лед — опять панихиду справлять. Нейт двинулся дальше, Бинг в задумчивости надул губы. С листовками в руках он дошел до редакции городской газеты и увидел через стекло какое-то движение. Он подошел — дверь оказалась заперта. Постучал. Кэрри с минуту смотрела на него из-за стекла, потом открыла. — Кэрри! Хочу вам на окно одну такую налепить. Она взяла листовку в руки, прочла и пошла за скотчем. — Я сделаю. — Спасибо. — Он огляделся. — Вы тут одна? — Да. После похорон Макса Нейт дважды снимал показания с Кэрри, и оба раза они оказывались расплывчатыми и сумбурными. Он не хотел ее торопить, но время шло неумолимо. — Ничего больше не вспомнилось о том феврале? — Я пробовала все заново вспомнить, записать, как вы просили. — Она наклеила объявление текстом на улицу. — Но дома у меня ничего не получается. Попробовала у родителей, когда детей отвозила, — тоже никак. Сама не знаю почему. Мысли не идут, слова не складываются. Вот, пришла теперь в редакцию. Думала, может, тут… — Вот и хорошо. — Боялась: как я войду? Я знаю, Хопп и еще кто-то из женщин здесь убирались после того, как… Когда их пустили. Но боялась, что сама войти не смогу. — Тяжело. Он на мгновение перенесся в темный проулок. И силой заставил себя вернуться назад. Гнетущее отчаяние — вот все, что он успел почувствовать. — Мне нужно было вернуться сюда. Газета ведь не выходит с тех самых пор… уже очень давно. Макс так ее лелеял, это было его любимое детище. Она отвернулась и, прерывисто дыша, стала оглядывать помещение. — Как будто это не со мной происходит. И редакция как будто ненастоящая. Мы с Максом ездили в Анкоридж, Фэрбанкс, даже в Жюно — посмотреть на настоящие, большие редакции. Знаете, как у него глаза горели! Здесь у нас все скромнее, но он все равно гордился. |