Онлайн книга «Комонс»
|
И не только они. – Пап, завтра у нас концерт на двадцать третье. Придёшь? Суббота же, на работу не идёшь… – Ну, не знаю. А надо? – Родителей разрешили пригласить. А я там буду петь. – Ты? Петь? – отец заинтригован. – И что именно, не секрет? – Пока секрет. Есть одна песня, про лётчиков интернационалистов. – Это про Испанию, что ли? – Почти. Ты приходи, сам и услышишь. Моё выступление – сразу после трио девчонок из девятого «Б». «Песня из „Белорусского вокзала“» – что ж, вполне душевно вышло. Софья Игнатьевна, наша историчка, воевавшая на Севере, в морской пехоте, украдкой смахивает слезу. Моя очередь. Выхожу, сажусь на стул, пристраиваю поудобнее гитару (выпросил у Ритули, своей нет), кладу рядом белый, полусферический, с тёмным светофильтром, пилотский шлем. Его я одолжил для выступления у Жоры – он стоит у него в кабинете, на почётном месте, на шкафу. Дал, хотя и удивился. Сказал, что не хочу портить сюрприз, сам всё поймёт. Да-да, Георгий Палыч. Эта песня – для вас. Да, есть и директор-танкист, и Софья – но для них найдётся, кому и спеть и прочитать стихи. А для вас – нет. Не знают мои одноклассники о вашей войне, не принято у нас о ней… Так что, это будет только справедливо. Отец здесь – стоит возле окна, прислонившись к стене. Поймал мой взгляд, помахал рукой. Спасибо, папочка… «Он смотрит на синее небо, На крестик со снежным хвостом. Где жизнь – то ли быль, то ли небыль, Дорогой вела непростой. Где солнце светило не часто, Где часто брало на разрыв. Где было конкретное счастье Колес от бетонки отрыв…» Ага, уловил, понял – выпрямился, вытянулся в струнку на стуле, весь обратившись в слух. Ищу глазами отца – у него глаза на лоб лезут от удивления. То ли ещё будет… «Затяжкой откроется память, Как буквы на старом холсте. И „Су“ засверкает над нами С арабским орлом на хвосте. Песка раскаленного ветер Опалит пустынным огнем, И прямо сквозь сорокалетье Он вверх по стремянке шагнет…»
[16] Теперь – припев. Жора смотрит мимо меня, только уголок рта подёргивается… «Не волнуйтесь товарищи, это летчик мечтающий, Мастер неунывающий огневого удара. Его жизнь лучезарная – Бирюлево-товарное, Где квартира шикарная, и „Москвич“, но не старый…» Может, стоило пропустить, не расчёсывать мужику лишний раз нервы? Но – из песни слов не выкинешь. «И будет он словом нерусским Всё ручку стараться дожать, И сквозь пелену перегрузки Появится хвост „Миража“, И в линиях стекол прицела Чужой задымит силуэт. Но бой вдруг потребует цену За этот счастливый билет…» Отец серьёзен, как никогда. Жорин кулак сжался так, что побелели костяшки. В глазах – расчерченное инверсионными следами и дымными трассами «Сайдвиндеров» небо Синая. «И вздрогнет подстреленной птицей Пробитый осколками „Су“, И небо с землей закружится, Совьётся в цветную косу. И в тряске кабины разбитой Погаснет последний экран, И ласково девушка Рита Ему объяснит, что пора…» Да, товарищ майор, я знаю, что такое «речевой информатор РИ-65Б» [17]. Как и вы, и мой отец. Трое во всём актовом зале. «Что было, то было, ребята Что сетовать зря на судьбу? Пусть ею немного помятый, Зато обогрет и обут. И как-то стреляет в коленке, А с виду мужик ничего, Поскольку хирурги в „Бурденке“ Зашили на совесть его. …и синее, звонкое небо, Где вечно летит самолет… Купить два кефира и хлеба И дочка на ужин зовет…» А председатель школьного комитета комсомола уже насторожилась, приняла охотничью стойку. Не понимаешь? Тебе и не надо. А попробуешь потом вякнуть – я на тебя Жору натравлю! Вечер в кругу семьи. Отец в восторге: «Где взял такую песню? Только не говори, что сам сочинил, всё равно не поверю…» А я и не собираюсь. – Пел один парень, студент. На сборах. Может, его? – Сомнительно. Написано человеком, который сам всё испытал. Ты вот что: слова запиши, покажу лётчикам, в ЛИИ. У нас есть те, кто был в Египте… Разговор переходит на арабо-израильские войны, потом на авиацию вообще – и так, пока мать не зовёт к столу. Мы с альтер эго вполне довольны, отец сияет, как начищенный медный пятак. За ужином мать преподносит свежую семейную новость: с Кубы вернулся дедов родной брат, дядя Костя, на секундочку – генерал-майор КГБ. Я спешно дожёвываю котлету с рисом и, оговорившись усталостью, смываюсь к себе в комнату. Так. Вот мы и дождались. Пора делать следующий шаг – и это надо очень, очень крепко обдумать. 1979 г, конец февраля Москва Два-три дня на размышление Обратиться за помощью к двоюродному деду-ГБшнику – это, конечно, сильный ход. Правильный. И те, кто меня сюда прислали, наверняка на это и рассчитывали. Потому что: «…вас выбрали далеко не в последнюю очередь, за родственников и близких – причём не вас нынешнего, шестидесятилетнего, со всем вашим жизненным багажом, а того, подростка…» Что ж, пришло время задействовать этот ресурс – только вот идти к Константину Петровичу со сбивчивыми пересказами собственных снов не стоит. Это в кругу семьи дядя Костя большой, шумный, добродушный. А на деле – жёсткий профессионал, не склонный ни к сантиментам, ни к досужим фантазиям. За спиной у него яростные схватки с троцкистами в довоенной Мексике. Потом – работа в Аргентине, где он срывал поставки стратегических материалов в Третий Рейх, наводил местных левацких боевиков на конспиративные квартиры нацистов и сливал американцам с англичанами координаты точек рандеву ребятишек Карла Дёница с «дойными коровами» в Атлантике. А как-то, уже в середине пятидесятых, (он тогда состоял в должности атташе по культуре при советском консульстве в Буэнос-Айресе), знающие люди посоветовали обратить внимание на одного парня. Врач, мотоциклист, отчаянный левак – приглядитесь, товарищ, глядишь, и выйдет толк… |