Книга Ниточка к сердцу, страница 148 – Эрик Фрэнк Рассел

Господин Обвинитель сидел, поджав губы, с видом человека, у которого из-под ног вот-вот уйдет земля, теперь ему не оставалось ничего, кроме как смириться с судьбой. Он хорошо знал свою публику. И мог предсказать ее реакцию с погрешностью в десять тысяч голосов или около того.

Все смотрели в золотые глаза подсудимой. Они по-прежнему были большими, но теперь в них появилась какая-то нежность и сияние, которых никто не замечал прежде. А сейчас увидели все. После того как об этом объявили вслух, стало видно, что они в самом деле выглядели женственными. И каким-то особенным, необъяснимым образом очертания ее «лица» приобрели куда большую мягкость, став не такими чужеродными и даже отдаленно похожими на лицо девушки.

Представитель защиты мастерски все рассчитал, предоставив всем достаточно времени, чтобы переварить эти мысли, а затем осторожно нанес следующий удар:

– Ваша честь, с моей стороны есть один свидетель.

Господин Обвинитель снова испытал немалое удивление и принялся рыскать глазами по всему залу суда. Судьи протерли свои очки и тоже огляделись. Один из них указал на сотрудника суда, который тут же заорал зычным голосом:

– Свидетель защиты!

По всему залу, словно эхо, прокатился шепот: «Свидетель защиты! У защиты есть свидетель!»

Лысый маленький человечек с уверенным видом покинул зрительскую зону, держа в руке внушительным конверт. Он подошел к стулу для свидетеля, но не стал садиться, а вместо этого положил на него большую фотографию размером три на четыре фута.

Стоило лишь всем, кто находился в суде, а также операторам телекамер взглянуть на фотографию, как они сразу же узнали изображенную на ней даму с факелом в руке.

Недовольно нахмурив брови, представитель обвинения пожаловался:

– Ваша честь, если моему всезнающему оппоненту позволят привлечь в качестве свидетеля статую Свободы, то он лишь станет объектом для всеобщего осмеяния…

Судья жестом велел ему сесть на место, присовокупив едкое замечание:

– Коллегии судей вполне по силам поддерживать порядок в этом суде. – Он переключил внимание на господина Защитника, глядя на него поверх своих очков. – Свидетелем считается лицо, способное оказать помощь присяжным в вынесении вердикта.

– Мне это известно, Ваша честь, – заверил его господин Защитник, не выражая ни малейшего беспокойства.

– Хорошо. – Судья откинулся на спинку кресла со слегка озадаченным видом. – Суд готов выслушать показания свидетеля.

Господин Защитник подал знак маленькому человечку, который тут же вытащил еще одну большую фотографию и положил ее поверх первой.

На ней был огромный постамент, наверху которого виднелся самый край бронзового одеяния статуи. На постаменте большими буквами были высечены слова. Некоторые в суде также удостоили фотографию лишь беглым взглядом, но другие прочитали написанное целиком по одному, по два или даже по три раза.

Многие уже видели этот текст прежде, были там и такие, что проходили мимо статуи по крайней мере дважды в день в течение многих лет. Камеры зафиксировали текст на фотографии и передали изображение миллионам зрителей, не знакомым с его содержанием. Диктор зачитал его по радио.

Затем воцарилась такая глубокая и пронзительная тишина, что никто не заметил, как господин Защитник низко поклонился судьям и вернулся на свое место. Представителю защиты больше нечего было добавить, и он закончил свое выступление.

Полночь. Просторная камера с каменными стенами и металлической решетчатой дверью, кровать, стол, два стула и радио в углу. Мает и толстяк сидели, общались, проверяли корреспонденцию и смотрели на часы.

– Мой оппонент совершил большую ошибку с этим письмом от «психа», – заметил господин Защитник. Он никак не мог удержаться от того, чтобы по-прежнему говорить вслух, хотя прекрасно понимал, что его собеседница легко читает его мысли. Постучав своим крупным указательным пальцем по стопке писем, которые они изучали, он добавил: – Я мог бы сразу же отразить его выпад, предъявив эти письма, некоторые из них были написаны только неделю назад, другие – довольно давно. Но какой в этом смысл? Они лишь доказывают, что люди не мыслят одинаково.

Он вздохнул, потянулся, широко раскинув руки, и зевнул, затем в двадцатый или в тридцатый раз посмотрел на часы, после чего взял в руки очередное послание.

– Послушайте вот это, – сказал он и зачитал письмо вслух:

«Мой тринадцатилетний сын без конца донимает нас просьбами предложить вашему клиенту пожить у нас хотя бы непродолжительное время. Уж не знаю, насколько разумно потакать его желанию, но если мы откажемся, нам солоно придется. У нас есть свободная комната, и если ваш клиент чистоплотен и не возражает против небольшого количества пара в дни, когда у нас обычно идет стирка…»

Не дочитав до конца, он снова зевнул.

– Говорят, что данные публичного голосования будут известны к шести часам утра. Но я готов биться об заклад, что их объявят не раньше восьми или даже десяти. В таких делах нередки проволочки. – Он поерзал на жестком стуле, напрасно пытаясь усесться поудобнее. – Тем не менее, я останусь с вами до тех пор, пока мы не узнаем результаты, какими бы они ни были. И не надо заблуждаться, будто я ваш единственный друг. – Он указал на письма. – У вас их много, и среди них нет умалишенных.

Мает оторвалась от чтения письма, написанного неровным неразборчивым почерком, взяла карандаш и бумагу и написала:

«Аллейн рассказал мне о значении далеко не всех слов. Что такое «ветеран»? – После того как адвокат объяснил ей, она сказала: – Это письмо понравилось мне больше других. Он был ранен. Если меня освободят, я приму его приглашение».

– Дайте-ка взглянуть. – Взяв у нее письмо, господин Защитник прочитал его, мыча что-то себе под нос, а потом вернул обратно. – Выбор за вами. У вас с ним есть что-то общее, по крайней мере, вы оба не слишком хорошо ладите с этим абсурдным миром. – Бросив взгляд на стену, он добавил: – Время ползет как улитка. Кажется, что утро настанет только через неделю.

Зазвенели ключи, решетчатая дверь открылась, и вошел господин Обвинитель. Улыбаясь своему оппоненту, он сказал:

– Эл, ты решил испытать все тяготы тюремной жизни и даже отказываешься от предоставленных удобств?

– Каких, например?

– Радио.

Господин Защитник презрительно усмехнулся.

– К черту радио. От него один шум и ничего больше. Мы тут читаем в тишине и покое. – Его широкое лицо вдруг исказилось от неожиданно возникшего подозрения: – Мы пропустили какой-то важный репортаж?