Онлайн книга «Сталин»
|
Обрушился он и на маршала Кулика, бездарного военного, который был взят им вместо репрессированных маршалов: «Надо дать по жопе этому бездельнику Кулику!» Так в лихорадочной деятельности идут дни. Ярость и обычная работа – без устали. Но уже открылись подлинные размеры случившегося: военная катастрофа. Чадаев: "Тимошенко докладывает, что ведется перегруппировка сил, чтобы сдержать противника. – Значит, вы теперь уже не собираетесь, как вы собирались раньше, разгромить противника? – спрашивает Сталин. – Да, с ходу это не удается сделать, но после подтягивания новых сил мы, безусловно, разгромим". И все чаще Хозяин срывается: это теперь его обычное состояние. «Сталин стоял у карты, его соратники смотрели укоризненно в его спину. Они не успевали сделать одно, как он поручал другое». Он решил: пора прекращать игру. Пора начинать осторожно говорить правду, пока народ еще не смеет сказать ее сам. «Мы утешали себя надеждой, что враг вот-вот будет остановлен и разбит, а он продолжает лезть вперед...» – Сталин умолк, он выглядел бледным и расстроенным". ЧЕРНАЯ СТОЛИЦА Чадаев: «24 июня в 3 часа ночи была объявлена воздушная тревога. Командующий зоной ПВО сообщил, что на Москву идет группа самолетов, заревели сирены, население укрылось в бомбоубежищах, зенитная артиллерия открыла огонь...» И сбитые самолеты, чертя горящий след, падали на землю. "Но уже вскоре все разъяснилось. Командующий ПВО позвонил: «Наши тут немного поднапутали, оказалось, мы стреляли по своим возвращавшимся с бомбардировки самолетам». Чадаев не добавил: и успешно сбили их. Уже в первые дни войны обстановка паники и ужаса пришла в Москву. На окнах маскировка, фонари не горят. «Рай для влюбленных – можно целоваться посреди улицы», – писал поэт. "25 июня Поскребышев срочно вызвал меня в приемную Сталина. Надо было сделать протокольную запись. Я сразу же вошел в кабинет. Кроме Сталина, Тимошенко и Ватутина, никого не было. Ватутин заканчивал доклад. – Если резюмировать коротко, то положение на фронтах крайне тяжелое. Не исключено, на какое-то время оно станет еще более тяжелым... – сказал Сталин. После этого Тимошенко спросил Сталина: отправлять ли на передовую позицию его сына Якова, который очень туда просится. – Некоторые, – молвил Сталин, сдерживая гнев, – мягко говоря, чересчур ретивые работники всегда стремятся угодить начальству. Я не причисляю вас к таковым, но советую вам впредь никогда не ставить передо мной подобных вопросов". Что ему сын! Его страна гибла! Гибла Великая мечта! Как всегда, он привычно пытается заниматься всем. Чадаев: «К примеру, он занимался выбором конструкций снайперской и автоматической винтовки, какого типа пригнать к ней штык – трехгранный или ножевой... Когда я приходил к Сталину, у него, как правило, были Молотов, Берия, Маленков... Вопросов никогда не задают. Сидят, слушают». Но теперь он платил за рожденный им всеобщий страх. «С фронтов поступала информация... В донесениях, как правило, занижались наши потери и преувеличивались потери врага. Все это вселяло в него убеждение, что, неся такие потери, враг не может их долго выдержать и скоро потерпит поражение». Между тем немцы стремительно шли вперед. Говорили о скором падении Минска. Это значит: падет и Смоленск – и тогда открыт путь на Москву. «В эти дни Сталин часто вызывал к себе руководителей наркоматов. Он ставил большие задачи и требовал их выполнения в короткие сроки, не считаясь с реальностью. И люди часто выходили из его кабинета подавленными». Он все чаще ловил за спиной переглядку членов Политбюро. Страх кончался – он должен был что-то предпринять... Чадаев: "Утром 27 июня члены Политбюро, как обычно, собрались у Сталина. После окончания заседания... я вышел из кабинета и увидел в окно, как Сталин, Молотов и Берия садились в машину. Чуть помедлив, Поскребышев сказал: «Видно, уже немцы взяли Минск». Вскоре позвонил правительственный телефон, и Поскребышев пояснил, что звонил Власик – начальник охраны Сталина – и сообщил, что Хозяин, а также Маленков, Молотов и Берия находятся в наркомате обороны. Потом мне рассказал Ватутин, что их появление... было встречено с большим недоумением. Работники наркомата, увидев Сталина, останавливались в настороженном оцепенении, не в силах постигнуть – наяву ли они видят Вождя. (Они помнили недавний смерч, пронесшийся по наркомату и уничтоживший их предшественников. – Э. Р.)... Войдя в кабинет Тимошенко, Сталин тут же сообщил, что они прибыли для ознакомления на месте с поступающими сообщениями с фронтов и выработки дополнительных мер... Сталин молча стоял у оперативной карты, и было видно, что он сдерживает гнев и бешенство. По знаку Тимошенко в кабинете остались Жуков и Ватутин. – Ну что там под Минском? Положение не стабилизировалось? – Я еще не готов докладывать. – Вы обязаны постоянно видеть все как на ладони и держать нас в курсе событий, сейчас вы просто боитесь сообщать нам правду. Жуков, еще будучи до приезда Сталина во взвинченном состоянии, вспылил: – Товарищ Сталин, разрешите нам продолжать работу. – Может, мы вам мешаем? – вклинился Берия. – Вы знаете, – раздраженно произнес Жуков, – обстановка на фронтах критическая, командующие ждут от наркомата указаний, и потому лучше, если мы сделаем это сами – наркомат и Генштаб". Дальше последовала открытая перепалка. "Берия (запальчиво): – Указания можем дать и мы. Жуков: – Если сумеете – дайте. – Если партия поручит – дадим, – сказал Берия. – Это если поручит, – не меняя резкости тона, ответил Жуков, – а пока дело поручено нам. Наступила пауза. Жуков подошел к Сталину: – Извините меня за резкость, товарищ Сталин, мы безусловно разберемся, приедем в Кремль и доложим обстановку. Сталин посмотрел на Тимошенко. – Товарищ Сталин, мы обязаны сейчас в первую очередь думать, как помочь фронтам, а потом уже вас информировать, – сказал Тимошенко. – Вы делаете грубую ошибку, отделяя себя от нас... о помощи фронтам надо думать вместе, – ответил Сталин. Затем обвел удрученным взглядом членов Политбюро и сказал: – Действительно, пускай они сами сначала разберутся, поедемте, товарищи. И первым вышел из кабинета". Он увидел воочию: самое страшное произошло – они больше его не боялись. Значит, наступал конец. Чадаев: "Выходя из наркомата обороны, он в сердцах бросил: «Ленин создал наше государство, а мы все его просрали». |