Книга Свет погасшей звезды, страница 40 – Жанна Штиль

Наташа гладила Мисси, дремлющую под её боком:

— Вам удобнее думать, что вы мертвы или находитесь в коме.

Люся налила себе вина и осушила кубок. Тяжело дышала. Сдвинув брови, о чём-то сосредоточенно думала.

Девушка оставила её в покое: пусть переварит информацию. Обратилась к гехаймрату:

— Шамси, вы случайно, не знаете, существует ли поместье Россен в двадцать первом веке? И дом в Аугсбурге? А замок, куда мы едем, он есть? Исторические памятники могли сохраниться.

— Я был в Страсбурге и Ульме. Искал свой дом и ваш. Искал замок Бригах. Вэлэри, ничего не осталось. Будто и не было никогда, — вздохнул он.

— Много времени прошло, — огорчилась Наташа. — Слишком много.

Мужчина подтянул ветровку и протянул руку к графине:

— Передайте мне свою сумку.

— Зачем? — спросила она, положив её у бедра и прижав ладонью.

— Непонятные предметы вызывают вопросы, что может привести к смерти. Верну, как только… Это необходимо, вы же должны понимать.

Наташа потёрла глаза — болели. Как и голова, и грудь, и рана на боку. Болела душа.

— В моей сумке кто-то станет копаться, а в карманах вашей куртки нет? — пробубнила она.

Шамси бросил на неё недовольный взор:

— Я отрублю руку всякому, кто захочет учинить мне обыск. Как защитите себя вы? Меня может не оказаться рядом с вами в тот момент, — вздёрнул он бровь.

Людмила приоткрыла рот в удивлении и коснулась серёжки-гвоздика с цитрином в мочке своего уха.

Не встретив сопротивления, без лишних слов гехаймрат забрал велюровую сумочку графини, дёрнул застёжку-липучку и высыпал содержимое перед собой. В сторону покатился надкушенный лимон.

Люся поймала его и спросила:

— А лимоны тут есть?

Наташа рассеянно потёрла лицо:

— Должны быть. Кажется, их привёз Александр Македонский из своего индийского похода.

— А, вспомнила, — обрадовалась женщина. — Их ещё называют индийские яблоки.

Паспорт, валюта, страховка — всё переместилось во внутренний карман ветровки Шамси.

Только теперь девушка обратила внимание, что та сшита из плотной ткани похожей на лён. Пошив ручной, эксклюзивный, без пуговиц и замков. Шнуровка, пряжки, завязки — всё то, что не доставит неудобства при носке: пуговица не оторвётся, замок-молния не заест и не сломается в самый неподходящий момент. Да и не было таких замков в одиннадцатом веке.

— Зажигалку отца не отдам, — зажала её в руке Наташа. — Обещаю, ни перед кем не стану демонстрировать её работу. Она выглядит как обычная поделка из серебра.

За мобильным телефоном в карман куртки последовали сигареты.

— Эмм… сига… — дёрнула рукой Люся в сторону мужчины. — Дайте мне хоть одну. Пожалуйста.

На его молчаливый неодобрительный взор, почесала ухо:

— Ладно, стрельну у кого-нибудь.

— Ни сигарет, ни табака, ни иже им вы здесь не найдёте.

— Здоровье берегут… покойнички? — расплылась в улыбке Людмила.

Шамси усмехнулся:

— Не забывай, что ты пребываешь в одиннадцатом веке.

— И?.. — не поняла она.

— Курево появится в пятнадцатом веке, — сообщила Наташа устало. — Колумб из Америки завезёт в Европу высушенные листья табака.

— А мы, значит, из двадцать первого века откатились… хм… в одиннадцатый, — отогнала Люся от лица назойливую светло-коричневую муху. Перебрасывала лимон из одной руки в другую. — Хурма какая-то.

— И мне верится с трудом, — согласилась графиня, вздыхая.

Собирала в сумку то, что осталось: бумажные носовые платки, таблетки, зеркальце, расчёску, мелочёвку… Негусто. Сжала в ладони кольцо с ключами от квартиры и брелоком с каплевидным янтарём. Пока девушка в отъезде за квартирой присматривает соседка Александра Михайловна.

Мисси крутилась под руками, норовя ухватить то одну вещицу, то другую — предлагала поиграть с ней. Но было не до игр. Обстановка угнетала.

— Как ваша рана, Вэлэри? Меньше болит? — поинтересовался Шамси.

Наташа кисло улыбнулась, вытирая лезвие кинжала:

— Терпеть можно.

— В карете будет трясти. Посмотрим, что я смогу сделать.

— Я видела перины и подушки, — с готовностью сообщила Людмила, собирая остатки еды в узел. — Только вот сундуки не все пересмотрела. Главный генерал помешал.

Она сдвинула на край свёрнутую грязную одежду и заискивающе заглянула в лицо гехаймрату:

— Ваши рубашки постираю при первом же удобном случае, зашью и поглажу.

— Я сама зашью, — поморщилась графиня, закладывая в ножны кинжал, на рукояти которого зловещим кровавым багрянцем полыхнул крупный рубин.

Мужчина поблагодарил женщин за трапезу, легко спрыгнул с повозки и направился в сторону кареты, незаметно присматривая для себя коня.

***

Карету отремонтировали, отмыли, впрягли лошадей.

Опущенная широкая доска, до этого прикреплённая к стене, закрыла проход между сиденьями. На получившейся лежанке раскатали шкуры, уложили перины и множество подушек из приданого упокоившейся венгерской графини. На одной из стен из ящичка выглядывали два кубка и кувшин с кипячёной водой. Крошечное окошко, затянутое пологом, не пропускало свет.

Маленькое пространство непривычного средства передвижения для необычных путешественниц стало довольно уютным. Полумрак располагал к отдыху.

Мисси обследовала все углы, обнюхала шкуры и подушки. Рыкнув на Люсю, оттолкнувшую её от узла с едой, улеглась под боком хозяйки.

Шамси стоял у распахнутой дверцы и наблюдал за компаньонкой графини, наводившей порядок в карете. Гнедой конь, выбранный им из оставшихся без хозяев, стоял поодаль в полном снаряжении.

— Вы с ума сошли! Какая из меня монашка? — воскликнула Наташа, откинувшись на высокую упругую подушку. — Я даже креститься толком не умею!.. И ни одной молитвы не знаю, — добавила, хмурясь.

Гехаймрат снисходительно усмехнулся, любуясь женщиной:

— Никто не станет прислушиваться к вашему шёпоту на непонятном языке. Хоть песни проговаривайте. Важен опущенный взор и смиренный вид.

— Я знаю «Отче наш», я научу, — подбила Людмила перину, расправляя на ней простыню. — Правда, знаю только одну её. Бабка в детстве заставляла учить. Вбивала в мою голову, пока я на каникулах у неё была. Потом она умерла, а молитва…