Книга Эфиррия, страница 17 – Василина Лебедева

Но ей нравилось так жить. Когда же она попала в штат реабилитационного центра, то её счастью не было предела. Всё казалось правильным и незыблемым, но все её убеждения, разбились на мельчайшие осколки, когда она встретила Кристэна.

Прикрыв глаза, Эвелина тоскливо улыбнулась, вспоминая первую встречу с будущим мужем. Красивый, статный, родовитый и одарённый мужчина, с бешено харизматичной улыбкой. Как лев в своём царстве вдруг из-за неведомой прихоти судьбы обратил своё королевское внимание на мышку.

Она влюбилась. Сумасшедшей, дикой любовью. Кристэн стал для неё воздухом, стал светом, смыслом её жизни.

Эвелина рассказала мужу историю своей жизни. И о нянечке, которой муж впоследствии купил домик неподалёку от их поместья, и о погибшей подруге и о Вистаре, к которому испытывала лишь родственные чувства.

Кристэн сначала хоть и ревностно, но с пониманием относился к её редким встречам с братом бывшей подруги, когда тот бывал проездом в их городе. Но позже среди знакомых поползли отвратительные слухи, и муж был вынужден наложить на них запрет.

— Эви, — объяснял он Эвелине, обнимая и успокаивающе поглаживая по спине: — ты пойми — я не препятствую твоему общению с… — Кристэн против воли скривился, прежде чем продолжить: — с Вистаром. Не буду лгать — мне неприятно знать о вашем общении, но! Я не препятствую! Всего лишь ограничиваю. Ты жена главы рода и должна понимать всю ответственность своего социального положения. Ты можешь общаться с ним через переписку, но от встреч должна будешь отказаться.

Эвелина понимала. Но чувствовала себя как меж двух огней.

Некоторое время этот вопрос не тревожил их маленькую семью, и Эвелина спокойно переписывалась с Вистаром, пока не нашёлся человек, который вытряхнул на мужа её прошлое.

— Почему? — зло сверкал глазами Кристэн. — Почему ты не сказала мне, что любила этого паскудного целителя?

Муж тогда был в такой ярости, что Эвелина не на шутку испугалась. С трудом, но все же объяснила, убедила, доказала Кристэну, что чувства к Вистару были, но они остались в прошлом и была то не любовь, а просто девичье восхищение, наивное, глупое.

Кто узнал её тайну и, кто рассказал об этом Кристэну девушка даже представить не могла. Хотя догадывалась, что это кто-то из воспитанниц интерната. Потому как девчонкой она наверняка выдавала себя с головой восторженными взглядами, когда Вистар приезжал к сестре и как ходила потухшая после его отъезда. Сопоставить факты могла любая, а вот кто именно закинул яблоко раздора в их семью и зачем — для неё осталось тайной.

Несмотря на все уверения Эвелины, осадок недоверия у мужа всё же остался. Девушка после того разговора написала Вистару короткое письмо, где поверхностно обрисовала ситуацию и извиняясь, просила ей временно послания не отправлять.

Время летело и Кристэн остыл. Пламя обиды на то, что жена умолчала о своих прошлых чувствах к другому постепенно угасало. Всё было хорошо, до этой встречи.

Эвелина очнулась от горьких размышлений только когда за окном забрезжил рассвет. Кутаясь в плед, сползла с подоконника и на негнущихся ногах дошла до кровати. Она чувствовала себя раздавленной, опустошённой. Обняв подушку, свернулась калачиком и, прошептав: «Какая же я дура, — всхлипнула. — Надо было рассказать ему! Не стал бы думать, что я специально скрыла встречу с Вистаром! Да и сегодня, зачем Вистар так демонстративно осматривал меня в театре? Зачем злил Кристэна? Специально? Да ещё и комплиментами одаривал! Знает же о ревности мужа и о сплетнях. Нет, чтобы промолчать, нарочно распалил Кристэна! Да и я тоже хороша — улыбалась как дурочка. Сама первой с приветствиями полезла. Это же непозволительно, позор!» — изнывала от тягостных дум Эвелина. Устав от переживаний и слёз, девушка не заметила, как провалилась в тревожный сон.

— Трэя, трэя, проснитесь, — голос камеристки отозвался в голове Эвелины глухой болью. Поморщилась и отмахнулась:

— Кэри, оставь меня.

— Трэя, вас муж приказал разбудить и велел передать, что будет ждать вас к завтраку. А до него осталось совсем немного времени, — отчитывалась служанка.

Эвелина села на постели, потёрла лицо ладонями и яростно замотала головой, когда камеристка протянула ей стакан:

— Не буду! Не хочу! Хватит! — с раздражением прошипела, сползая с кровати.

— Но как же? — растерянно воззрилась на неё Кэри. — Целитель сказал — каждое утро и не пропускать ни единого дня. Это же для вас, трэя. Иначе ребёночка не сможете зачать. Ну же. Оно горькое, знаю, но обязательно надо! — уговаривала камеристка, всучив стакан Эвелине.

Девушка поморщилась, но понимая, что Кэри права, одним залпом выпила голубоватую жидкость с отвратным вкусом.

— Вот и хорошо, вот и ладненько, — приговаривала камеристка.

Эвелина, мучительно вздохнув, поплелась в купальню, не замечая, как губы Кэри всего лишь на мгновение растянулись в удовлетворённой улыбке. Блеснув в глазах довольством, та быстро покинула покои хозяйки, унося с собой стакан.

Эвелина скривилась, увидев себя в зеркале — волосы всклочены, глаза припухли и покраснели, окрасившись тёмными кругами снизу.

— Ну загляденье, ничего не скажешь, — пробормотала, стягивая ночную сорочку и вставая под прохладный душ. — Хорошо хоть выходной и коллеги не увидят эту красоту.

Приведя себя в относительный порядок, она с тяжелым сердцем вошла в столовую. Из-под опущенных ресниц, бросила быстрый взгляд на мужа, стоявшего у окна. Кристэн заложив руки за спину, даже не повернул головы, когда она вошла. Почувствовав болезненный укол в сердце, Эвелина, чтобы отвлечься от безрадостных мыслей, перевела взгляд на горничных, заканчивающих сервировать стол.

— Свободны, — сухо бросил Кристэн прислуге и те поклонившись, мышками выскользнули из столовой.

— Что ж ты, Лина, даже не поприветствуешь с утра супруга, — уколол Кристэн, отодвигая жене стул. Дождался её тихого «Доброе утро», придвинул стул и усевшись на своё место, в центре стола, встряхнул салфетку, укладывая её на колени. — Я вижу — ночь у тебя не задалась. Надеюсь, ты сделала правильные выводы, и мы более не столкнёмся с подобными недомолвками?

Кристэн нарочито медленно налил себе кофе и только потом посмотрел на застывшую супругу, которая смотрела безучастным взглядом в пустую тарелку. Каждое слово, сказанное ледяным, равнодушным тоном, спокойное, отрешённое выражение лица давались ему с огромнейшим трудом.

Он слышал ночью тихие всхлипы Эвелины и также, как и она до рассвета не сомкнул глаз. Его одолевала ярость на то, что жена не сказала, скрыла, что встретилась с Вистаром. Неимоверно злила её реакция, когда она увидела его в театре — как загорелись радостью глаза, как забывшись, нарушила нормы этикета и первой поприветствовала мужчину. Ревность как кислота разъедала душу. Но в то же время ко всем эмоциям противоречиво примешивались жалость и сочувствие. Хотел ей верить, что не со зла умолчала.

Он закрывал глаза, и сразу ярко вспыхивали картинки, как Эвелина выгибается под ласкающими кончиками жгутов эфира. Насколько она была раскрыта, беззащитна и прекрасна, принимая его власть, его волю. Признавая свою слабость и его силу. Сам не знал — как ему удалось сдержаться и не накинуться на жену.