Книга Сливки, страница 46 – Ольга Гуляева

– Марта.

– Очень приятно, Марта, а тут кто-нибудь еще живет?

– Пара бедолаг забредает на ночлег иногда. А так нет, – ответила она, удаляясь по узкому коридору и не оборачиваясь.

Марта скрылась за поворотом, а я многозначительно посмотрела на Раджу и сказала:

– Ее надо спасать.

Клянусь Богом, араб был бледен. И не пытался мне перечить.

Пришлось нам прогуляться пешком несколько станций метро, чтоб спокойно обсудить услышанное и увиденное.

Когда мы зашли в холл гостиницы, уставшие, но потрясенные открытиями сегодняшнего дня, я поспешила к лестнице, чтобы как можно скорее увидеть Андрея. Но Раджа окликнул меня и указал взглядом на лобби.

Жанна сидела за столиком с незнакомцем, лица которого мы не видели, так как он был повернут к нам спиной. Я не успела испугаться, потому что тут же нашла взглядом Андрея, сидящего за соседним столом. Он привычно смотрел в одну точку слегка раскачиваясь, а перед ним стоял стакан воды.

Еще не понимая, что происходит, я уже немного злилась на Жанну, как на нерадивую няньку. Что может быть важнее присмотра за Андрюшей сейчас? Но тут же одернула себя. Эгоизм никогда не был моей слабой стороной. И я всячески пыталась его побороть. Но не всегда успешно.

Едва смягчившись и направившись в сторону Жанны и ее таинственного собеседника, я заметила, что увидев нас моя подруга побледнела, резко прекратила разговор и что-то быстро шепнула мужчине напротив.

Он тут же поднялся, одернул пиджак, идеально скроенный по его фигуре, и, не оборачиваясь, направился к противоположному от нас выходу. Я быстрым шагом приблизилась к Жанне, вопросительно глядя на удаляющуюся фигуру.

– Кто это?

Жанна смотрела на меня снизу вверх глазами, наполненными страхом и тревогой. Она была похожа на провинившуюся школьницу. Если бы Андрей не сидел рядом, то я подумала бы, что с ним что-то случилось. Но что-то однозначно произошло.

– Жанна?

Подруга не отвечала, а только нервно покусывала губы, озираясь по сторонам, как будто раздумывала в каком бы направлении ей сбежать. Я села рядом, взяла ее ладони в свои и попросила спокойно изложить, что произошло. Раджа стоял чуть в стороне, как будто оценив напряженность ситуации.

Жанна покосилась на него.

– Скажи только мне, – приглушенно проговорила я.

– Это был Петя. Мой внук.

У Жанны был такой потерянный вид, что я не могла в полной мере возрадоваться этой потрясающей новости. Хотя, на первый взгляд, ее случай был не таким печальным, как мой. И все-таки долгожданная встреча ее здорово встревожила.

– Продолжай, – настороженно попросила я.

– У него секретная работа, которой он очень дорожит. В институте времени. Ему нельзя было выходить на связь со мной. Он и не собирался. Просто пришел посмотреть на меня. На бабку из далекого прошлого, – она едва заметно улыбнулась, – А я его сразу узнала. Петя попросил никому не рассказывать о нем.

Мое журналистко-материнское нутро сыграло радостный аккорд. Последние две недели я только и думала, что о засекреченном институте времени. Хоть бы одним глазком заглянуть туда. И вот его сотрудник сам выходит на связь, да к тому же еще и оказывается внуком Жанны! А подтверждение повышенной секретности института говорило о его функционировании и развитии. И просто невозможно было не думать о возможностях этого учреждения, которые могли бы нам помочь раз и навсегда покончить с кошмаром новой эры.

Но я со своими грандиозными планами пока в абсолютном меньшинстве. Даже с подругой, холодные руки которой я все еще крепко сжимала в своих, мы рисковали неожиданно оказаться по разные стороны баррикад.

Причина растерянности Жанны была ясна. Она бы с радостью умолчала об этой встрече в угоду внуку, если б не была застукана нами. У ее Пети все хорошо. Это было заметно даже со спины: по его осанке, дорогому костюму, аккуратной стрижке. А мои грандиозные планы и расследования могут скомпрометировать его стабильное положение.

Но даже случись так, что Жанна сохранила бы в секрете эту встречу, вряд ли она смогла бы общаться со мной без мук совести. Именно осознавая это, она и решила открыться сразу.

– Спасибо, что рассказала.

– Разве я могла… – и тут же она взволнованно посмотрела на Раджу, который уже присел рядом с Андрюшей, и что-то участливо спрашивал у него. – Только не говори ему.

– Мы не скажем. Пока не убедимся, что он на нашей стороне.

Жанну не особо успокоила такая перспектива. Она не могла не понимать, что кроме араба мне не на кого положиться.

– Он придет еще? – спросила я.

– Не знаю. Мы не успели договорить.

– Как ты оцениваешь его положение.

– Если честно, то сначала я порадовалась, увидев его. Его внешнему виду, его манерам, его благополучию.

Я прекрасно понимала, с кем Жанна сравнивает своего внука.

– Но он был очень напряжен и взволнован из-за того, что я узнала его. Он попытался это скрыть и уделить мне несколько минут. Меня сильно озаботила его нервозность по этому поводу. Я бы не хотела, чтобы у него возникли неприятности из-за нашей короткой встречи.

– И ты готова не встречаться с ним никогда вновь, лишь бы не подвергать его опасности?

– Получается, что так, – кивнула Жанна.

Я посчитала излишним говорить вслух о том, что такой подход выглядит очень странным: что за работа такая, если она накладывает полный запрет на общение с родственниками?

С другой стороны, получается, Жанна выполнила свою миссию: убедилась, что с внуком все в порядке, и в ней он не нуждается. Она скорее может стать обузой или угрозой для него. Что же остается? Доживать в будущем те тридцать лет, которые не суждено прожить в привычном прошлом и довольствоваться бонусом в виде лет жизни, которого она была бы лишена ввиду апокалипсиса. Главное, чтоб здоровье не подвело и позволило ей насладиться долгой одинокой старостью.

Ведь в новой эре родственные связи обесценены. Мы прибыли сюда с устаревшими понятиями и приоритетами. Внешне мы хорошо вписываемся в здешний контингент, выглядим даже посвежее многих других сливок, но внутри мы старики, как будто прожившие за восемь месяцев переселения все тридцать-сорок-пятьдесят лет. Между нами и нашими детьми – настоящая пропасть, ведь все они повзрослели без материнской заботы и любви. По сути – они все солдаты, воспитанные большим детским домом и последующей затянувшейся армией. При этом ущербными себя отнюдь не чувствуют, ведь перед глазами у них не было лучшего примера. Мы же не выживем здесь и десятилетия со своими потребностями и ценностями.

Быть может, я еще покручусь как-то, пока разберусь с детьми, пока у меня есть цель, но для Жанны все кончено. И судя по ее выражению лица, она и сама это понимала.