Онлайн книга «Шпаргалка для ленивых любителей истории. Короли и королевы Англии»
|
Йорк …сотни бед к себе вы привлечете, Лишитесь сотен дружеских сердец; Меня ж о том заставите подумать, О чем не может верность помышлять. Предупреждение вполне ясное и конкретное: ты потеряешь лицо и наживешь врагов, подданные от тебя отвернутся, и даже такой преданный и любящий родственник, как я, засомневается в том, что ты хороший король. Но Ричард самоуверен и легкомыслен. Он отвечает: Ричард Что хочешь думай! Но без промедленья Возьму себе я все его именье. Проще говоря, «мне наплевать на твое мнение, я сделаю, как хочу». Йорк такого не стерпел, и последние его слова в этой сцене показывают, насколько он взбешен: Йорк Прощай, король! Грядущее темно, Что сбудется – нам ведать не дано. Добавлю только, уходя отсюда: Добром не кончишь, если начал худо. После чего действительно уходит. Подобное поведение – явная демонстрация не просто несогласия с королем, а уже полного отторжения и неприятия. Что после таких слов сделал бы нормальный вменяемый руководитель? Ну, более или менее угадать можно. А что сделал Ричард в пьесе Шекспира? Тут же, буквально в следующей реплике, он заявляет: Король Ричард Пока мы в Англию не возвратимся, Пусть правит государством дядя Йорк, Он справедлив и нам всегда был предан. Слыхали? Вот именно. Про таких, как Ричард, в народе говорят: «Плюнь в глаза – божья роса». Он же такой великий, такой божественный, такой замечательный король и вообще классный парень, что не быть ему преданным, просто ну никак невозможно. Ох, тяжко пришлось бедняге дядюшке Эдмунду Йорку! В следующей сцене он причитает: Йорк Как быть? В мои слабеющие руки Вложили дел запутанных клубок, — Не приложу ума, как их распутать. Тот и другой – моя родня. Один – Мой государь, кому я дал присягу, Велит мне долг сражаться за него. Но и другой – племянник мне. И с ним Несправедливо поступил король; Быть за него велят мне кровь и совесть. Что ж мне избрать? [7] Как видите, сердце у дяди Йорка – в лохмуты. Рвется и мечется. Ах, эта вечная борьба между чувством долга и чувством справедливости! Никуда от нее не деться, особенно если близок к власти. В предыдущей сцене Йорк в бешенстве выговаривает Ричарду, не скрывая своего отношения к его поступкам и к манере правления в целом, но и здесь он не прогибается перед Болингброком и осуждает племянника: Йорк Ты в мятеже повинен и в измене. Срок твоего изгнанья не истек, А ты посмел вернуться и оружье Поднять на государя своего. И чуть дальше: О, если бы я мог, – клянусь творцом, — Я вас бы тотчас заключил под стражу И головою выдал королю. Но я бессилен; потому останусь Покамест в стороне [8]. То есть всеми силами пытается удержать баланс справедливого отношения к обоим. Но не получается. Слабоват оказался дядюшка. Хотел отсидеться в затишке, наблюдая бой тигров в долине, но силы духа не хватило, вынужден был в конце концов примкнуть к одной из враждующих сторон. А как вы думали? Чтобы удерживать нейтралитет, нужно быть целой Швейцарией, а не одним жалким Эдмундом Йорком, четвертым сыном давно умершего короля. Но при постановке спектакля по этой пьесе режиссерам и актерам есть где развернуться, ведь можно подавать Йорка как страдальца, мечущегося между долгом и честью, а можно – как типичного хамелеона, пытающегося удружить и вашим, и нашим. И невинность соблюсти, и капитал приобрести. Благо шекспировский текст дает массу возможностей для самых разных толкований этого образа. Итак, повторяем вопрос: можно ли верить Шекспиру? Следует проявлять осторожность, когда речь идет о фактах. Но на психологические характеристики вполне можно полагаться. Ричард Второй Плантагенет Годы жизни: 1367–1400. Годы правления: 1377–1399. Преемник – двоюродный брат Генрих. Ланкастеры
«Не первый, но единственный»,
или Король Генрих Четвертый Генриху Четвертому было непросто. Во-первых, в стране оставалось большое число сторонников короля Ричарда, которого Генрих спихнул с престола, и их следовало опасаться. Да, тело Ричарда Второго предъявили народу, и все вроде бы должно было успокоиться, но ведь времена-то какие были! Ни тебе газет, ни интернета, ни фотоаппаратов, и кто, кроме придворных и высшей знати, может с уверенностью опознать короля? Похороны похоронами, а слухи о том, что Ричард жив, появлялись и множились. Мало ли кого там похоронили! Говорили, что бывший король бежал в Шотландию… Или скрывается в Уэльсе… В общем, выжил. Об этом даже в проповедях говорилось. И слухи эти будоражили народ и не давали новому королю покоя. То и дело вспыхивали мятежи, причем поднимались не только те, кто был предан Ричарду Второму, но и те, кто оказался недоволен налоговой политикой Генриха. Даже покушение на жизнь короля имело место: Генриху в постель подложили хитрую штуковину с отравленными шипами. Но обошлось. В другой раз королю намазали ядом седло. Снова обошлось. Однако на нервы действовало, конечно. И повоевать Генриху пришлось, не без того: нашлись лорды, недовольные слабым правлением короля и тем, как он распоряжался финансами. В том конфликте Генриху удалось победить, но расслабиться ему не дали: против него восстал архиепископ Йоркский. Генрих снова справился с ситуацией, но ценой огромных репутационных потерь: король решил перебить всю оппозицию, а архиепископа казнил. Голову ему отрубил. Помните, нечто подобное позволил себе Генрих Второй, когда заказал архиепископа Томаса Бекета? Убийство священнослужителя приравнено к кощунству. Генриху Второму долго не могли простить подобного святотатства, хотя ничего вроде и не доказали, так, одни слухи, домыслы и разговоры. Кому-то он про что-то такое намекнул, дескать, избавил бы меня кто-нибудь от этого назойливого Бекета, а уж доброхоты исполнить королевское пожелание всегда найдутся. А вот интересно, почему Шекспир сделал такой финт ушами и приписал Генриху Четвертому поступок, совершенный его далеким предком Генрихом Вторым? Намекал, что ли, дескать, народу все известно про королей, правды не скроешь? Или еще какую мысль хотел донести? |