
Онлайн книга «Город теней»
– За что? – За это, – она покрутила пальцем, будто показывая на весь зал. – За что, за этот зал? – За весь замок, за город, за Бальтазар. – Почему? – И даже за тебя, Тоби. Ты оказался здесь по моей вине. Если бы я не пришла в твой дом, если бы ты не полез за мной в ту дыру… – Я полез за Альфредом, не за тобой. А ты помогаешь мне вернуться домой. – Не очень-то хорошо у меня получается. – Ну это же вина Регента, не твоя. При упоминании Регента лицо девочки помрачнело. – Кстати, мы только что его встретили, – добавил Тоби, потирая шею. – Ты в порядке? – заволновалась Тамурлейн и посмотрела Тоби в глаза. Он впервые заметил, что у неё серые глаза, и улыбнулся. Было здорово снова её видеть. – Ну, у меня болит горло, – сказал он. – И спина. Но я думаю, что переживу. – Я убью его, – прошипела Тамурлейн. В её глазах сверкнула лютая злоба. – Таме, – Тоби снова пришлось повторить её имя несколько раз и потрясти её за плечо, чтобы оторваться от чёрных мыслей. – В чём дело? Расскажи мне. – Я вспомнила, кто я такая. Я всё вспомнила. Она не собиралась продолжать. – Ну и кто же ты? Тамурлейн встала, подошла к шторе и выглянула из-за неё. Тоби вздохнул и покачал головой. Она не собиралась говорить. В саду на башне Тоби промок до нитки. Он достал из рюкзака свои сухие вещи и переоделся в них из одежды Гаспера. Тамурлейн вернулась и села рядом. – Нас было четверо, – сказала она. Тоби ждал. – Я, Кертен, Олли Беспечный и Бёрстон. – Бёрстон Шимплинг? – Да. Бёрстон Шимплинг. Он всё время таскался за нами, хотел быть одним из нас. Он был очень настойчив, и в конце концов мы его приняли. Он был на класс младше. Понимаешь, мы учились вместе. В Школе Мечтателей. Я, Кертен и Олли были лучшими в нашем классе. Лучшими во всём, но особенно в мечтании. Бёрстон хотел думать, что он тоже хорош, но нет. Он был средненьким. Но мы трое были гениями. О, мы могли обмечтать кого угодно. Хоть всю Школу. Мы купались в обожании. Уважении. Учителя говорили, что мы станем величайшими Мечтателями, которых когда-либо знал Бальтазар. Тамурлейн вздохнула. – Я думаю, что влюбилась во всеобщее обожание. Я думаю, я верила в своё величие. Я думаю, нам всем это нравилось. Особенно Олли. Он красивый, ты не замечал? – Не знаю. Думаешь? – Да. В общем. Ему нравилось быть красивым и обожаемым. Я думаю, я… Я думаю, я и сама была в него немного влюблена. Его самодовольство раздражало, но его уверенность была заразительна, – Тамурлейн закрыла глаза и покачала головой. – Какими идиотами мы были. – Я знаю, каково это. Я всё время веду себя как идиот и делаю всё неправильно. Это бесит. – Олли обожал славу и почёт. Он стремился к ним. И мечтание давалось ему легко. Ему даже не нужно было прилагать усилия. А Кертену нравилось мечтать. У него получалось по-своему. Его мечтания были не столь впечатляющими, как у Олли. – А какими были твои мечтания? – Мои? Трудными. Но знаешь, когда начинает получаться, уже не нужно напрягаться, ты ощущаешь свободу. И радость, которая тебя отрывает от земли. Это совершенно бесподобное ощущение. – Я себя так чувствую, когда запускаю свою яхту в пруду. – Наверное, это чем-то похоже. В общем, потом кое-что изменилось. – Что же? – Маладайн тогда ещё не стал Регентом, но у него уже было достаточно власти. Он входил в правительство и контролировал Мечтателей. Он не был главным в Школе Мечтателей, главным был директор, но Маладайн фактически контролировал Школу. И он увеличивал нагрузку на Мечтателей и на учеников Школы. Он превратил её в фабрику мечтаний. Мечтатели начали терять силы раньше, чем прежде, и выдыхались через год-два после выпуска. А некоторые лебедята теряли силы ещё даже до выпуска. У них случались срывы. Они отчислялись. Но дело было не только в этом. Бальтазар стадал от стихийных бедствий. Стало больше пожаров, наводнений, бурь, даже землетрясений. Начались неурожаи. Болезни косили наш скот. Рыбные места опустели. Люди начали говорить, что это из-за мечтаний. – Почему? – Никто не знал. Но всё это случилось тогда же, когда Маладайн увеличил нагрузку на Мечтателей. Поэтому король создал комитет, который должен был установить источник проблем. И комитет нашёл дыры. – Между твоим миром и моим? – Между этим миром и многими другими. Кто-то говорил, что дыры появляются из-за мечтаний и вызывают остальные беды. Маладайн говорил, что это ерунда, что дыры не связаны с мечтаниями. И доказательств обратному не было. – Но при чём здесь ты? – Кертен прочитал всё, что нашёл про мечтания и дыры, – продолжила Тамурлейн. Она говорила медленно, будто рассказывая сама себе. – Он прочитал отчёт комитета, поговорил с исследователями, вступил в общество, которое считало, что стихийные бедствия вызваны мечтаниями. И Кертен пришёл к выводу, что нужно этому положить конец. По крайней мере, что-то сделать с этим. Альфред выполз из-за барабана. Он подошёл к Тамурлейн и стал проситься на руки. Девочка подняла кота и начала задумчиво гладить его белую шерсть. Альфред расслабился. – Мой отец умер, когда мне было пятнадцать, – проговорила Тамурлейн. – Оу, – сказал Тоби, не зная, что ещё сказать. – Я не знала свою мать. Она умерла, когда я родилась. Смерть моего отца всё изменила. – Могу представить. – Нет, не можешь. Видишь ли, мой отец был правителем Бальтазара. – Королём? – Да. Королём Сигобертом. – Постой-ка. Это значит, что ты… Тогда ты… – Да, я королева. Королева Тамурлейн, правитель Бальтазара. – Ого, – сказал Тоби, не зная, что ещё сказать. – Это же здорово, – сказал он наконец. – Ты же можешь делать что захочешь. – Нет. Не могу. Когда мой отец умер, я была слишком юна, чтобы стать правителем, поэтому был назначен Регент: мой дядя, Никодемус Маладайн. – Так Маладайн твой дядя? Тяжело, наверное, иметь такого дядю. – Хуже, чем ты можешь представить. – Ужнаверное. Получается, Фадранга – твоя… бабушка, да? – Да. – Тогда понятно, почему миссис Блеверхассет приняла тебя за Фадрангу. Наверное, ты похожа на свою бабушку. – Ты представляешь, каково быть частью этой семьи, Тоби? Семьи убийц. – Нет. – Это жутко. Знать, что смерть у тебя в крови. Слушай. Вот что случилось. Когда мой отец умер, я оказалась на попечении Регента. Мне было пятнадцать, совершеннолетие наступает в шестнадцать. Вообще-то я никогда не хотела править. Я не хотела власти. И дурацких денег, которые к ней прилагались. |