Книга Паноптикум, страница 30 – Александра Лимова

В плане, что «Ты какого хуя еще не дома? Ты где шатаешься?».

Это типа разряд ревности.

Ревность у него была просто дикарская. Это просто, ну просто пиздец. Действительно не могу иного слова подобрать. На закрытых приемах мне быть не дозволялось.

Основная причина — потому что теперь на меня смотреть никому не позволительно. Про себя я вообще молчу. Я пялилась либо в потолок, либо на Эмина, если он ошивался рядом, иначе у него начиналось обострение паронойи, а в этих обострениях он становился буйным и физически он был сильнее, плюсом, с головой у него проблемы, так что ну его нахер, проще в потолок посмотреть, пока не съебется.

Следующий его пиздецовый заеб: з — забота.

Тут стоит сделать небольшое отступление и отдать ему должное — он вообще не повышал голоса. Во-об-ще. Он не орал. Все было гораздо хуже. Лучше бы орал, свинья криминальная. Потому что нормальный человек проорется и успокоится, а вот его реакции, когда он был зол, откровенно пугали. Он буйный. Психопат ебанный.

Подтверждением тому служит показательная ситуация, произошедшая накануне. Воскресенье, шесть утра. Сплю, никого не трогаю. И вдруг:

— Что мне выпить, у меня температура, — Эмин пихнул мне пакет с лекарствами. Видно, что половину аптеки скупил и начал сосредоточенно в нем рыться, с подозрением осматривая упаковки.

— И тебе доброго утра, — зевнула я, вглядываясь в морду, явно страдающую охуением, а не повышенной температурой. — Сколько?

— Тридцать семь и четыре. — Он сказал это серьезно. Вот прямо абсолютно серьезно. Как будто у него под сорок и через час он умрет.

— Что-нибудь жаропонижающее. — Подавляя фразу про клизму, выцедила я сквозь зубы и повернулась на бок укрываясь одеялом с головой, вызвав праведное возмущение у лица горячих кавказских кровей.

— Ты обо мне не заботишься, женщина. — С просто непередаваемым наездом кинул претензию он, резко срывая с меня одеяло.

— Давай я тебе скорую вызову! — рявкнула в ответ, злобно глядя в это нахальное лицо, сурово сдвинувшее брови.

— Еще один выебон и тебе самой скорая понадобится. — Сквозь зубы предупредил Эмин. — Что надо пить от простуды?

Я правда растерялась. На секунду.

— Водку с перцем, мистер я-чихнул-несите-мне-гроб!

Вот сама говорю, понимаю ведь, что не надо этого делать, что он уже раздражен и ничем хорошим это явно не закончится, а сама говорю. Потому что это вообще ни в какие ворота! Криминальная сволочь, блядь! Людей взглядом нагибает, стоит хуй знает на каком уровне, на него смотреть бояться иной раз, два боевых теленка по стойке смирно встают стоит ему в поле зрения появится, и что ты! Температура у него, а я с опахалом вокруг не бегаю и смертный одр не готовлю! Вот это как вообще?!

Но Эмин умел предупреждать взглядом. Скорая мне действительно могла понадобиться. Нет, не из-за физических увечий. Там скорее психиатрическая бригада будет нужна. Потому что вот чувствовалось, что эта сука сейчас мгновенно просчитала варианты и готова методично, но быстро и ювелирно точно душу мне выебать до состояния невменяемости. Я, зло сцепив зубы, отобрала у него пакет намеренно оцарапав его пальцы ногтями и пошла на кухню. Вернулась с таблетками и стаканом воды.

Ублюдок Асаев сидел на диване с непроницаемым лицом и тыкался в планшет. Не поднимая на меня взгляда, требовательно протянул руку. Как служанке. Сука.

— Головка бо-бо, горлышко болит, температурка повышена. Эмин, тридцать два годика, бандитик. — Язвительно бормотала я впихивая ему таблетки и протягивая стакан с водой.

Который тут же был с пугающей силой и скоростью отброшен в сторону окна. И разбил его.

Я оторопело смотрела на осколки, быстро съезжающие по мокрому тюлю и осыпающиеся на подоконник и паркет и поняла, что в горле у меня пересохло. И что мне страшно сейчас смотреть на Эмина. Но нужно.

В его потемневших глазах очень ясно читалось, что там, у себя в мыслях, он разбивал окно не бокалом, а моим лицом.

— Что бы к вечеру стекло поменяли. — Ровно произнёс Эмин, поднимаясь с дивана и, подхватив планшет, пошел на выход. — На ужин приготовь мясо с овощами на гриле. В десять приеду.

Я смотрела на осколки, прикусив губу и сдерживая сумбур эмоций. Это разозлило. Вызвало оторопь. И напугало. Особенно напугало. Одно движение, звон битого стекла и тьма в глазах. Нет, он бы не тронул. Он уже никогда не тронет. Но вот такое будет часто. Потому что… как бы я его не понимала, как бы полярности у нас не сходились… В буре, минус на плюс и полная стабилизация, да. Но в штиль может быть дикий разнос. До осколков. Так и будет, если я вовремя не остановлюсь. Самое поганое в этом всем — я не всегда могу остановиться, а вот эти беззвучные, безмолвные взрывы у него, они всегда будут иметь последствия. Хорошо бы просто осколками…

— Эмин, — скрестив руки на груди и облокачиваясь плечом о стену, тихо и ровно начала я, глядя на него уже обувшегося и дочищающего туфли. — Послушай, у нас же не выйдет, ты не дурак, должен это понимать. Я когда-нибудь просто не смогу остановиться и ты… тоже. Найди себе какую-нибудь нормальную и покорную девушку, а мен…

— Вот второй женой возьму нормальную и покорную. Для разнообразия. — Резко перебил меня он, выпрямляясь и бросая на охреневшую меня испытывающий взгляд.

— Ты не охуел ли? — вырвалось прежде, чем я успела обдумать.

— Вискарь купи, я вчера допил. — Асаев довольно улыбнулся уголком губ, но тут же принял прежнее надменное и недовольное выражение лица и, открыв дверь, бросил. — И про окно не забудь, а то я его тобой заделаю.

Я исподлобья смотрела на громко захлопнувшуюся дверь. Два теленка, как и всякий раз лежали на местах не шевелясь и с надеждой косясь на меня. Мол, пожалуйста, не надо, пошли лучше погуляем, мы даже выебываться не будем. С этими двумя я сошлась, правда, тоже не сразу.

Эмин брал меня с собой и псами на ЗКС. И это поначалу было жутко. Смотреть, как они берут двухметровую высоту забора, развивают сумасшедшую скорость, гоняя по каким-то херотеням типа полосы препятствий. Но особую жуть нагоняло свидетельство того, как туша за пятьдесят килограммов по команде несется на рукав фигуранта и, используя набранную скорость, в прыжке перехватывает рукав и валит здорового под центнер мужика на землю. Причем это подчерк Доминика. Рим был цивилизованнее.

Эмина они слушали беспрекословно, снимались с рукава по первому его слову, а вот когда меня начали втягивать в это, меня они слушались не всегда. Но стоило Эмину приподнять бровь глядя в их глаза, как мы тут же и бежим, и прыгаем, и от фигурантов отцепляемся по первому слову, и поем, и пляшем и все, что хозяйская душа пожелает. Это пугало. Я поначалу не могла себе представить, как я с ними буду сосуществовать, пока Асаева не будет в городе. Слабовольно надеялась на вариант, что открыв дверь, метну им еды и быстро ее захлопну. Кинологи три раза в день приезжали их выгуливать, если Эмина не было дома, вот пусть они с ними ебутся и дальше, думала я, с тоской глядя как Доминик сшибает с ног фигуранта. При этом в наморднике. Он его грудаком свалил и остервенело тыкался рычащей мордой в толстую куртку на его груди. Вот если бы не намордник… но одна громкая команда Асаева и Доминик радостно и довольно побежал к нему напрочь забыв о мужике тяжело встающем на ноги, держась за грудь.