Книга Армия Наполеона, страница 146 – Олег Соколов

Особенностью же французской армии еще в дореволюционную эпоху было то, что понятие чести и достоинства, хотя и не в такой рафинированной форме, как у офицеров, существовало среди рядовых. Равенство граждан перед Законом, пришедшее после свержения старого порядка и закрепленное Кодексом Наполеона, энтузиазм, который вызывали в армии и в обществе победы императорского войска, высокий социальный престиж воина вообще, даже если он не являлся офицером, сознание того, что солдат – это не выходец из подонков общества, а гражданин – все это позволило Наполеону еще более, чем в старой королевской Франции распространить принцип чести на всю массу войска, а не только на офицерский корпус, как это было в европейских армиях конца XVIII – начала XIX века. «Я слишком много жил с нашими солдатами, чтобы не знать их недостатки, большие недостатки, – писал в своих мемуарах майор Гонневиль, – но они обладали чувством чести, жившим в них, таких простых и великих» ^[611].

О том, насколько серьезно слово «честь» в армии Наполеона, лучше всего говорят наставления полковника де Брака своим подчиненным: «Это не значит презирать жизнь, предпочитая сохранение чести сохранению жизни. Это просто означает воздавать чести то, чего она заслуживает» ^[612].

Честь требовала не оставлять ни при каких условиях свой боевой пост. Накануне Аустерлица унтер-офицер гренадер должен был подвергнуться однодневному аресту за плохую форму одежды, тем самым он лишался бы возможности принять участие в бою. «Это пустяк, конечно, арест на один день, – ответил сержант, – но пусть меня лучше разжалуют или арестуют надолго, но при условии, что это будет послезавтра, – я не хочу быть обесчещенным» ^[613]. В 1806 году при отправлении в прусскую кампанию больные гвардейские конные егеря, лечившиеся в госпитале Военной школы, выпрыгивали из окон, чтобы пойти с армией. Во время польской кампании 1807 года отставшие солдаты, разбитые голодом, холодом и усталостью, при первых же выстрелах орудий устремлялись вперед, стараясь во что бы то ни стало догнать своих и принять участие в бою. «Делали ли они это из-за отвращения к столь тяжелой жизни или желания отомстить неприятелю? – писал полковник Сен-Шаман. – Нет! Это было только из чувства чести» ^[614].

Офицер, сражавшийся в Испании, удивляясь своим солдатам, спрашивал себя: «…Почему эти люди, которые вчера так ворчали, ругались, проклинали все на свете, исполняя простейшие распоряжения, следствием которого было в самом худшем случае одно – два лье марша сверх необходимого, почему сегодня эти же люди беспрекословно идут туда, где нужно ставить жизнь на карту? – и сам себе отвечал, – Потому что ворчать, когда идешь в бой – это уже недалеко от трусости, а значит и от бесчестья» ^[615].

Ясно, что подобная концепция чести была бы немыслима без высокого понятия о собственном достоинстве. «Французский солдат гордится своим званием, требует вежливости и платит тем же. Офицер, генерал видит в простом солдате своего собрата и величает его “товарищем”. Обращаясь к барабанщику, генерал говорит ему тоже самое “Вы”, которое получает от него» ^[616].

Интересно, что последнее наблюдение сделано русским чиновником в небольшой брошюре под названием «Замечания о французской армии последнего времени с 1792 по 1808 год», изданной в 1808 году в Санкт-Петербурге. Обращаем внимание на дату издания брошюры, здесь, как и в остальных случаях, мы отдаем предпочтение непосредственной реакции современников, а не воспоминаниям, написанным много лет спустя.

Практически то же самое отмечает и французский офицер: «У нас… солдат подчиняется офицеру как своему командиру, он знает, что нужно уважать его положение, но он также знает, что офицер обязан по крайней мере соблюдать почтительную форму в отношении к нему. Он тоже человек. Офицер был солдатом, солдат может быть офицером – все устанавливает между ними определенное равенство прав… – вот, что нельзя упускать из виду, когда командуешь нашими солдатами. С ними нужно быть твердым, но без излишеств, добрым, но без слабости. Чрезмерная строгость их раздражает, слабость вызывает насмешки. Нужна разумная мера, золотая середина, которая представляет собой нечто вроде отеческого братства» ^[617].

Высокое чувство достоинства французских солдат вызывало подчас изумление офицеров иностранных армий, где между командирами и рядовыми лежала непроходимая сословная пропасть. Рассказывают, что французский сержант под Торрес-Ведрас был взят в плен англичанами во время перемирия. Приведенный на допрос к самому Веллингтону, он вел себя с таким достоинством и был так искренне возмущен его несправедливым захватом в плен, что английский главнокомандующий приказал его отпустить, предварительно хорошенько накормив и напоив за столом слуг. Но француз, несмотря на смертельный голод, выслушав указание генерала, не двинулся с места. «Чем же ты еще не доволен?» – спросил Веллингтон. «Французский солдат не садится за стол с лакеями», – таков был ответ. Изумленный «железный герцог» предложил тогда разделить трапезу с ним… ^[618]

Скорее всего, конечно, это всего лишь красивая легенда, однако о ней можно смело сказать словами итальянской поговорки: «Если это и неправда, зато точно сказано». Сам факт появления этой и многих подобных историй говорит о том, что французские солдаты рассматривали себя вполне ровней генералам, по крайней мере, неприятельским.

А. Лалоз. Тело генерала Огюста Коленкура, погибшего при штурме Большого редута проносят перед строем кирасир.

Конечно, командовать подобными людьми было не всегда просто. Офицеру недостаточно было лишь появиться в эполетах перед фронтом, чтобы быть признанным за командира. Он должен был быть лидером – быть сильнее духом, отважнее, умнее, щедрее, чем его подчиненные. Вот, например, что писал старый солдат в бесхитростном послании своему бывшему командиру части, генералу Друо: «…Я считаю, что самое главное, чтобы командир заслужил любовь солдат, потому что если полковника не любят, не очень-то захотят погибать за него… Под Ваграмом в Австрии, где так отчаянно дрались, и где наш полк сделал все, что мог, как Вы считаете, сражались бы так наши гвардейские артиллеристы, если бы они вас не любили?.. К тому же Вы говорите с солдатами так, как если бы они были вам ровней. Есть офицеры, которые разговаривают с солдатами, как если бы они были солдатами, но, по-моему, это не стоит и ломаного гроша…» ^[619].