Онлайн книга «Последняя из дома Романовых»
|
– Значит, князь Карл, – радостно начал Голицын, – уже тогда решил отстать от ее преступных планов? – Ну конечно. И потому он вернулся в Венецию из Рагузы, рассорившись с этой женщиной. – Ну а почему вы не поехали обратно в Венецию с князем Карлом? – Да просто принцесса– – Он поправился: – То есть эта женщина предложила мне и Черномскому сопровождать ее в Неаполь и в Рим. А мы с Черномским давно хотели поклониться святому престолу и оттуда уехать в Польшу. И еще одно обстоятельство: она задолжала мне восемьсот дукатов, из которых я, в свою очередь, пятьсот занял для нее в Рагузе. И у Черномского были такие же обстоятельства. И мы поехали с ней... Потому что верили ее обещаниям, что она отдаст нам деньги в Риме. – И вы все это время верили ее россказням о высоком ее происхождении? – Я же говорил: мы сомневались. Я даже обратился к ней самой – умолял сказать правду и обещал следовать за ней куда угодно, кто бы она ни была. Но она только с гневом сказала: «Как вы осмеливаетесь подозревать меня в принятии на себя ложного имени?» – Вы сейчас сказали, что были готовы следовать за ней куда угодно, кто бы она ни была. Что сие значит? Доманский на мгновение задумался. Глаза его сверкнули – и он выпалил: – Да! Да!.. И уговорил друга своего Черномского с ней ехать, ибо влюблен! До безумия! Не деньги – Бог с ними, но страстная привязанность к ней... боязнь за нее заставили меня не покидать ее. Бежать с ней в Италию! – Она давала вам какие-то надежды? – Никаких. Просто без всяких надежд мечтал я о ней. Ложных иллюзий по поводу ее происхождения у меня не было. И часто вслух я сомневался в ее происхождении. Он замолчал. – Но каждый раз она вас уверяла?. – Да! – вздохнул Доманский. – Как она себя называла? Повторите. И не торопитесь. – Она называла себя Елизаветой, дочерью покойной императрицы, – опять вздохнул поляк и забормотал какой-то насмешливой скороговоркой: – Знаю свою вину. Но именем всех святых хочу объяснить государыне только любовь привела меня к ней. Я ее люблю и оттого не чувствую вины, ибо если за любовь наказывать людей, кто остался бы без наказания?! В своей жизни я никого не загубил и оттого припадаю к стопам всемилостивейшей государыни, молю о милосердии и снисхождении. Клянусь, что никогда не верил в россказни и верить не буду, и буду стыдиться своей глупости, и беру обязанность на себя вечно молить Бога за здравие и долголетие царствования государыни! «Ох, продувные бестии! Так я и поверил этим заклятым врагам государыни, когда они здравицу в ее честь поют! Так я и поверил сему человеку, который изо всех сил выгораживал себя и Радзивилла и топил ту, которую он-де так любит... Ох, мне бы вас допросить с пристрастием... Ребрышки вам пощупать... Чую, тут ключ... ан нельзя. Вот такая наша жизнь: „Узнай правду, не узнавая ее“. Ох-хо-хо-хо». В камере перед Голицыным стоял слуга принцессы Ян Рихтер. «И опять выслушивал я всяческие глупости. Этот пересказывал свою биографию...» – Кем я только не был, Ваше сиятельство. Сначала был хирургом. По том сделался венецианским солдатом, потом был скульптором. Потом играл на виолончели. Потом – на мандолине. А потом решил: всюду жизнь плоха, всюду надо заботиться, добывать деньги на пропитание. И понял: лучше всего быть слугою. Пусть хозяин о тебе заботится! – Можете ли вы сообщить что-нибудь о происхождении вашей хозяйки? – Да откуда, Ваше сиятельство? Я служил, дом охранял. Докторов к ней звал. Хворала часто. А как время свободное – играл на мандолине. Или бумажки складывал. – Какие бумажки? – А я разве знаю? Она мне говорит: «Сложи бумажку в баул да запри». – Эти бумажки? – И Голицын показал Рихтеру письма принцессы, вынутые из баула. – Может, и эти... А может, и не эти.» Мое дело какое: что скажет барыня, то и складывал. Я ее вещи и бумажки никому не отдавал без ее приказания. Вот за то и попал сюда. – Как вы называете вашу барыню? – Как все Ваше императорское высочество. – Вспомните: говорил ли в вашем присутствии кто-нибудь или она сама, откуда она родом? О ее родителях? – Да зачем? Мне только одно говорили: принеси, убери, сходи. А в свободное время я на мандолине играл» В камере перед Голицыным стояла Франциска фон Мештеде. – Да ничего такого я о ней не знаю. Одно знаю: щедрая госпожа. – Говорила ли она в вашем присутствии, кто она? Называла ли она себя дочерью императрицы или еще как? – Все вокруг так говорили... А она? Не помню... Я как-то не задумывалась. Все говорили. Нет, не помню™ – Говорила ли она с вами о своих родителях, о своем происхождении? – Да она вообще со мной мало говорила. Я ее одевала и раздевала – вот и весь разговор. Она даже когда в коляску меня с собой сажала, не объясняла, куда едет. И никто у нас в доме не знал заранее, что она делать будет. И даже на исповедь она никогда не ходила. Князь взглянул на часы и сказал Ушакову: – Ну что ж, теперь пошли. И помни: молчать обязан до смерти обо всем, что сейчас увидишь и услышишь. – Так точно, Ваше сиятельство. – Ох-хо-хо-хо, – вздохнул князь и, подняв грузное свое тело, направился в камеру к «известной женщине». В камере принцессы. Ушаков уселся за конторку и приготовился писать. Голицын тяжело сел на стул и внимательно поглядел на принцессу. «Темные волосы, нос с горбинкой. Итальянка? Но по-итальянски, граф докладывал, знает плохо. Кто же она? Но хороша.» Только исхудала очень». – Кто дал право так жестоко обращаться со мной, и по какой причине вы держите меня в заключении? «Ишь глазищи-то горят...» – Обстоятельства жизни вашей, сударыня, нам хорошо известны по полученным вашим документам, и в том числе тем, которые вы у себя хранить изволили. Следственно, всякое запирательство с вашей стороны приведет лишь к тому, что будут употреблены – поверьте, мне горько об этом говорить, – даже крайние меры для выяснения самых сокровенных ваших тайн. А посему предлагаю вам оставить пустой гнев и отвечать со всей откровенностью на мои вопросы, полагаясь на безграничную милость Ее императорского величества. Вопросы будут предложены мною на французском языке, но если какой другой язык вам угоден... Голицын остановился и вопросительно посмотрел на принцессу. Она молчала. – Итак, вопросы будут предложены на французском. Вы называли себя всевозможными именами в разных странах Европы. Как вас зовут поистине? – Меня зовут Елизавета. А путешествовать под разными именами, как известно Вашему сиятельству, в обычае людей знатных. |