Онлайн книга «В петле времени»
|
– Это стетоскоп, – сказал отец. – Я понял, спасибо, пап, – сказал я, – мам, – обнял я мать и ушёл в свою комнату. К вечеру ко мне пришёл Конни, отец всучил ему в руки остатки пирога и отправил в мою комнату. Конни подарил мне складной перочинный ножик, в нём ещё была открывашка, пилка и штопор. «Набор взрослой жизни», – сказал он. «Спасибо», – сказал я, показав свой новый набор инструментов. Мы уселись на моей детской кровати. Всё в моей комнате было детское, и в тот момент меня это сильно раздражало. – Хочешь сделаться доктором? – спросил он. – Нет, отец хочет. – Твой отец – хороший мужик. – Может быть… – А я хочу в Нью-Йорк. – Что там делать? – Всё что хочешь. Это город возможностей, настоящей жизни, он никогда не спит. – Ну и что? – Ты не понимаешь… Я действительно не понимал. – Хочешь ты пожрать в три часа ночи, выйдешь на улицу, купишь еды. Любой: китайской, мексиканской, вьетнамской. Какой вздумается. Что ты купишь в три ночи у нас? Да ничего. Здесь уже в девять всё закрыто. Я хотел купить батарейки вчера и не нашёл нигде. Пришлось заходить к соседям. – Почему к нам не зашёл? – Не знаю… Я знал, почему он не зашёл, он не хотел тревожить нас из-за моей матери. Мы здесь считаемся несчастной семьёй, с которой нужно быть осторожнее, тактичнее, что ли. – А в Нью-Йорке в три часа ночи жизнь кипит, – не унимался он. Я не думал о том, какой еды мне бы хотелось в три часа ночи. В три часа ночи я бы хотел спать. – Хочешь поддельные «Ролексы», – продолжал Конни, – такие, чтобы не отличить? Без проблем. Фильмы для взрослых? Пожалуйста. Всё для тебя. Любая еда, любые фильмы, любой образ жизни. Там ритм другой. – Какой? – Другой. Свободный. – А тут какой? – Тут вообще никакого нет. – Ну, не знаю, какой-то же всё-таки есть. – Этот город для пенсионеров, сюда только приезжать умирать. Конни был старше меня почти на год. – Я буду поступать в театральный, – сказал он. Я округлил глаза. – Зачем? – Тусовка, деньги. – А как же Лесли? – Мы вместе уедем. – Её родители не отпустят, – возразил я. – Всё равно женюсь. Я совсем опешил. – Ты сдурел, – сказал я. – Я люблю её, и она меня любит. Она будет петь, а я поступлю в театральный. – Лесли хорошо поёт, – согласился я. – Она вся хорошая, только мелкая пока. – Она как я. – И ты мелкий. Её ждать надо. – Чего ждать? – Всего, понимаешь, пока подрастёт. Я думал, что понял, но не был уверен, на всякий случай кивнул. – Я уже мужчина. Ты знаешь? Я не знал. – И как? – Да так себе, не знаю. Я жду Лесли. Когда ей будет шестнадцать. – Она так сказала? – Да, она молодец. Некоторые девчонки в нашей школе уже ничего не ждали. А она ждала, и он ждал. Я тогда представил, как они вместе сбегут в Нью-Йорк, снимут грязную нищенскую комнатушку, с одной лишь лампочкой на потолке, и будут в ней счастливы, как никогда. Она будет петь где-нибудь в баре, а он бегать по вечным кастингам, сниматься в массовках, есть резиновые бургеры, добираться к ней через дождь, не имея и двух долларов на метро. Он придёт как-нибудь вымокший, ляжет к ней на колени, а она будет гладить его мокрые волосы, потом они уснут вместе, мокрые и голодные, как дворовые коты. – У меня кое-что есть, – сказал Конни. – Вы бы хорошо смотрелись, – сказал я, нехотя отвлекаясь от того фильма, что состряпал в своей голове. – Конечно, хорошо! Она – красотка, я – пробивной. Он достал что-то из кармана. Газетный свёрток. Развернул его. Сигареты. – У отца стащил, – сказал Конни. – Он же коп. – Ну и что? – Не знаю… – Ты чего сдрейфил-то? Никогда у отца не крал? Я и правда никогда не крал, ни у отца, ни у кого-то ещё. Не думаю, что я был слишком честен, просто нужды особой не было. От мысли, что это сигареты полицейского, краденые, недешёвые, как-то сводило в щеках. – Ты курил уже? – спросил Конни. – Нет, никогда. – Сопляк, – усмехнулся он и деловито сплюнул. Он сплюнул на мой детский ковёр с машинками. – Ой, прости. – Ничего, скоро новый купим, – соврал я. – Давно пора, – закурил он, – бери, не ссы. – Я и не ссу… Я закурил. – Ну как? – пускал он дым. – Никак, – закашлялся я. – Блин, пепел, – сказал он, – покрывало бы не прожечь. На конце сигареты Конни уже нависала серая требуха, она удлинялась и удлинялась и вот-вот норовила упасть. Я осмотрелся по сторонам, никакой подходящей посудины. – Подожди, – сказал я и открыл отцовский набор. Вытряхнув на кровать все инструменты, я поставил пустую медицинскую ванночку на подоконник. Мы тоже перебрались на него. – Что с твоей матерью? – спросил он. – Всё нормально, – ответил я. Он не докапывался. – Я увезу Лесли в Нью-Йорк, – смотрел он в окно, – мы будем жить в своём доме, с шикарным камином и винтовой лестницей. – Ну вот, – сказал я, – я думал вы будете в нищете жить… Она будет петь в ресторане, а ты будешь бегать по пробам. Конни подумал. – Ну, это сначала, потом-то я раскручусь. Ты знаешь, сколько получают актёры? – Много? – заржал я. У меня затуманился мозг. – Много, – заржал Конни, – ты чего ржёшь? – Не знаю, – у меня задвоилось в глазах. Мы курили, стряхивали пепел в медицинскую посудину и двоились друг у друга в глазах. – Что это? – спросил я, посмотрев на догоравший окурок. – Какие-то странные сигареты, – сказал Конни. Потолок начал кружиться, стены пошли за ним. Я пытался собрать свою голову, и тут увидел отца. Он стоял в дверях и молчал. Он молчал, когда смотрел на меня, на разбросанные инструменты, на эту чёртову пепельницу. На неё он смотрел дольше всего. Смотрел и молчал. |