Книга Отмычка, страница 42 – Александр Диденко

— Мне нет дела до людской грызни.

— Да, наверное, это так. Но я не хочу.

— Боишься войны?

— Не хочу терять веру ещё и в тебя! Только не в тебя, Энши!

— Ганс — хороший добрый мальчик, не правда ли? — Энши вздрогнул. Голос императора, полный отеческой заботы и гордости пробрал буквально насквозь. Самым отвратительным было то, что в этой любви не было фальши. Не почувствовал фальши и Ганс. К человеку, за которым привык следовать всю свою жизнь, он поворачивался с искренней надеждой. Она текла по его нити столь сильным потоком, что Энши тошнило.

— Открытый и честный в словах и поступках, — продолжал император. — Убедить его, должно быть, было легко, бессмертный? Сколько у тебя ушло времени, чтобы убедить мальчика в своей правде?

— Ваше Величество… Нижайше молю, дайте мне слово. Ни я, ни Энши, никто не вставал против вас.

— Хороший, добрый мальчик, — губы императора скривились в ядовитой усмешке. Он резко взмахнул рукой, выкрикивая теперь на весь зал: — Благодарю тебя, сын Рудольфа! Даже не зная задания, ты отлично справился с ним! А за предательство… Объяснишься с отцом!

Гобелены с шумом рухнули, раскрывая спрятанную за ними вязь заклинания. Энши выругался. Будь прокляты люди. Будь прокляты чувства. Стихия должна быть безлика, и Энши опять платил своей свободой за то, что это не так.

— Мразь!

Пламя оскалилось, снова бросилось к трону и разбилось о белую стену. Зал затопило пение жрецов. Барьер толкнул Ганса, и тот неуклюже слетел со ступеньки. Отполз, ошарашенный ещё больше, не понимая, что происходит. Глупую пешку поставили, куда нужно, и разменяли без жалости, как обычное мясо.

Энши знал, что его будут бить низко, без чести. Предвидел! Кто мог подумать, что император ударит чужими руками? По той же ране, в ту же точку, куда много столетий назад бил его предшественник в такой же короне.

— Все вы проклятые мрази!

Пламя вспыхнуло ярче, встретилось со слепящим сиянием, и стены барьера остановились.

— Верить людям вообще гнилое занятие, — сплюнул за спиной Ричард. — Тем более правильным. Они даже не поймут, когда переметнулись и кто бил их рукой.

— Заткнись.

— Подчиняюсь, конечно. Но как нам отсюда свалить?

— Свет и тьма человеческих душ неподвластны стихии.

— Чего?

— Жрецы — худший враг, вот чего.

— Что мы по горло в дерьме, я уже понял.

— Нет, — ещё тише процедил Энши. — Не так глубоко, как ты думаешь.

* * *

Рик пожал плечами и на всякий случай ещё отошел. Стоило пламени Энши столкнуться с белой стеной, как изменился и сам бессмертный. Человеческого в нём осталось… всё и ничего одновременно. Рыжие волосы — что живой огонь. Обычная одежда больше походила на одеяние жрецов, сотканное из чистого пламени. В глаза Рик глянул разок и предпочел изобразить из себя максимум послушания и покорности.

Энши дал волю стихии, стал ею, но даже Рик чувствовал, что это ещё не всё. Что великолепное сильное существо перед ним может быть сильнее, безгранично сильнее в своём величии и власти над стихией.

Впрочем, и жрецы впечатляли. Особенно эта цыпа. Лиона.

Рик, конечно, слышал, насколько сильна верховная жрица. Но видеть своими глазами — дело совсем другое. Как и у Энши, её волосы и глаза вдруг наполнились чистым светом. Он встречался с огнём и пока что брал верх. Сама Лиона не пела, она направляла. Голоса остальных текли к ней по узору на колоннах и арках, вливались в руки потоками силы. Похоже, в этом участвовали даже простые солдаты. Рик не мог объяснить словами, толком ничего не видел за белой стеной, но чувствовал так же, как мощь своего господина.

— Ты справился, верно? Все руны твои?

— Все пять! Знать бы, что с ними дальше? Они наш ключ?

— Дальше я сам. Ганс!

Паладин вздрогнул и обернулся. Рик снова сплюнул. Какой паладин? Обычный мальчишка, перед которым только что рухнул мир. Рик уже видел таких. Рик сам был таким, когда его вышвырнули из дома. Младший, бесполезный, ещё и выродок от соседского свинопаса. Спасибо просто вышвырнули, дали жить, а не забили камнями.

Осколки мира ранят больнее стали и всегда метко.

Замершие было белые стены снова дрогнули и приблизились на целый шаг. Рик выругался, впервые дал полную волю своей силе. Огненные потоки ударили во все четыре стороны, стены снова остановились. Надолго ли?

— Ганс!

— Забудь его, господин! Мальчишка теперь тот же труп. Ты правда думаешь, от него будет толк?! Ай, твою ж!

Стены ещё на шаг ближе.

— Что, Ганс, он прав?! — повысил голос Энши. Паладин снова вздрогнул. — Я больше не могу тебе верить? Вспомни, о чем поёт твоя сталь?

— Да бесполе… ого!

Похоже, пафос и красивые речи на паладина и правда работали. Он встал, уверенно сжал руку на эфесе и медленно направился к центру зала. Туда, куда гнали стены. Остановился точно напротив Лионы. Что-то сказал.

Мгновение — и меч паладина вошел в мрамор, как нож в масло. На клинке вспыхнули руны. От них сферой разросся огненный щит. Рыжая стена столкнулась с белой и… Устояла.

— У Ганса нет моей силы, он сам по себе, — со странным одержимым смехом в голосе произнёс Энши. — Любящий брат. Любящая сестра. Как удачно. Ричард! Руки вперед, ладони вверх!

Рик чуть не подпрыгнул, когда огонь вокруг вдруг исчез, а Энши повысил голос, но поспешил подчиниться. По всему выходило, что белые стены держит один только Ганс. А сломанному мальчишке Рик точно не верил.

— Может, встать ещё на колено? Колечко найдётся.

Иронию Энши не понял, а слова делу не мешали. Рик протянул ладони, Энши положил свои сверху, как герой постановки бродячих актёров. Посмотрел в глаза, и в этот раз отвернуться у Рика не вышло. Только мелькнула быстрая мысль, что у обряда венчания нашлись странные корни.

— Будет больно.

Что же, хотя бы честно. Ладони обожгло, жар пробежался по венам и дернул что-то обратно к пальцам. Изнутри, из груди. Рик едва слышно охнул, но даже не шевельнулся.

Одна за другой над руками поднялись руны: четыре одинаковых, одна другая. Две с одной стороны, две с другой, одна в центре. Рик и не заметил, что они разные.

— И ещё больнее, — врезался в уши спокойный голос Энши. — Но не умрешь.

— О, я счастлив, — успел фыркнуть Рик прежде, чем с воем согнуться в судороге. Боль? А такая бывает боль? Разве что у палачей и мастеров пыток. Нутро выворачивало наизнанку, жар уже не грел — резал каждую жилу. Странно, что белый мрамор ещё не залило кровью.

Руки держала какая-то сила, не вырвать, не шевельнуться. Крутило запястья и локти, но ладони оставались на месте. Руны слились с телом Энши, в яркой вспышке лопнул браслет. Сквозь белую пелену барьера Рик с отстраненным удовольствием увидел, как Фернандо обжег себе руки и отбросил поднос. Хоть что-то радостное.