Онлайн книга «Сиротки»
|
– А про яблоки придется рассказать папе, – заметил он. – Дядька Богоуш такой тип. Заметит. Лучше самим… – Все заметит, он их каждый день считает, – согласился Борек. – Лучше рассказать, иначе всем будет худо, – добавил Робин. – Ох, ладно! – вскричал Вилем и взял свой маленький лук. – Будет вам… Он принялся добывать братьям яблоки, время от времени беззлобно огрызаясь на чушь, которую они несли за его спиной. – Вот поэтому вас, хиннов, и не любят! – Потому что мы делаем за бракадийцев всю грязную работу? – Нет, потому что вы преступники и воры! – Но я ведь наполовину хинн, значит, полувор. На другую половину я помогаю бракадийцам, которые не умеют стрелять из лука. – Слышь, ты ебало-то свое завали! Он любил братьев. В их деревне, где бракадийцы жили в унизительном для них соседстве с хиннами, случались такие истории, что Вилем знал: ему еще крупно повезло. Четвертое яблоко упало на землю. Вилем был горд собой: он сбил четыре яблока всего одной стрелой, но радости пытался не выдавать. Латерфольты хвастовства не любили. Пусть лучше их рты будут заняты яблоками. Вилем обернулся и столкнулся взглядом с Лютобором – своим отцом. Тот наблюдал за детьми, оперевшись на плетень. Поймав взгляд Вилема, Лютобор усмехнулся одним краем рта – недобрый знак. – Нам конец, парни! – охнул Вилем. Бучек, Борек и Робин даже не обернулись – им все стало ясно и так. Побросав яблоки, они убежали из чужого сада, оставив Вилема наедине с отцом и уликами, которые валялись прямо под ногами. Робин напоследок громко шепнул: «Это все он!» – и ткнул в младшего толстым пальцем. Ни один из сыновей не был похож на Лютобора: Бучек, Борек и Робин были слишком толсты, Вилем – слишком смугл. Отец их, тонкий, белокожий до прозрачности, немногословный, похожий на призрака, казалось, в создании собственных детей вообще не участвовал. – Опять за свое? Мальчик виновато свесил голову и уставился на проклятые яблоки. – Прости… – Я не про это. – Лютобор подошел поближе и принялся отряхивать одежду сына от пыли, вытаскивать из волос листики и травинки. – Почему ты позволяешь им с собой так обращаться? Почему никогда не сопротивляешься, даже не пытаешься объяснить, что они неправы? – Объяснить? – неподдельно удивился Вилем. – Им? – А что? Ты считаешь своих братьев слишком тупыми? – Нет, это они считают меня слишком узкоглазым, хе-хе! Лютобор вздохнул. В конце концов, он нес такую же ношу, если не тяжелее. Всего одна-единственная шалость в отсутствие жены обернулась для него катастрофой. Мать Вилема – простолюдинка-хиннка, которая шила жене Лютобора платья, – провела с ребенком всего пару месяцев, а затем подкинула его на крыльцо дома Латерфольтов и сбежала подальше от унизительной клички «совратительницы бракадийских мужей», от презрительных взглядов и мелких гадостей односельчан. Лютобор, всегда гордившийся своей честностью, признался во всем жене и взял бастарда под крыло, к остальным троим, «белым» сыновьям. Мирена скандалила целую неделю, но в итоге разрешила оставить младенца, чтобы подарить своим сыновьям игрушку, а мужу – вечное напоминание о его позоре. – Вилем, я много раз говорил, – Лютобор взъерошил жесткие густые волосы сына, – что ты не всегда будешь бастардом. Очень скоро я сделаю так, что тебя признают, и никто не посмеет даже заикнуться, что ты не бракадиец. – Никого из хиннов еще никогда не признавали. – Все изменится, сын. Ты знаешь, кто такой Ян Хроуст? Знаешь, какой станет Бракадия, когда он отберет корону у поганого Редриха, который ничего не умеет, кроме как развязывать войны и сжигать на костре невинных? Я верю в Яна Хроуста! – В голосе Лютобора звенела надежда. – Ты станешь Латерфольтом. Обещаю тебе. «Обещаю тебе». Вилем сидел там же, под яблоней, а голова Лютобора лежала у него на коленях, уставившись стеклянными глазами в затянутое дымом небо. Дом Латерфольтов горел, выплевывая из окон снопы искр. Слуги давно разбежались, бросив хозяина, его жену и детей на произвол судьбы. Закованные в железо воины с факелами не стали тратить стрелы на мальчишку-хинна. Откуда им было знать, что в нем последнем течет кровь предателя Латерфольта, который днем прикидывался порядочным землевладельцем, а по ночам со своими приспешниками обсуждал, как примкнуть к Яну Хроусту? Но теперь все изменники лежали бездыханные в своих домах. Вместе с ними убили детей и жен – ибо разве можно ждать верности от выблядков предателей? Их дома пожирало пламя, их пожитки грузили в телеги, чтобы пополнить ими королевскую казну, истощенную братоубийственной войной. Лес флагов с черными грифонами вырос в округе вместо деревьев, которые тоже сожгли – просто на всякий случай, чтобы тем, кто уцелел, было неповадно устраивать сходки в лесу. Но Вилем вспомнит об этом позже. А в ту минуту для него не существовало ничего, кроме мертвой головы с запекшейся кровью на светлых волосах. Он умолял отца проснуться, ожить, найти Бучека, Борека и Робина и их противную мать – они наверняка живы, просто спрятались! – и убежать куда угодно с этого пепелища… Потом Вилем поднял тяжелую, раскалывающуюся от боли голову и увидел всадника, приближавшегося к разоренному дому. «Он приедет на огромном коне, с палицей наперевес, с повязкой на глазу и огромными оленьими рогами на доспехе, – рассказывал Лютобор сыну. – Мы присоединимся к братству, где никому нет дела до того, белый ты, черный или, может, зеленый. Там и отвоюем свою правду!» Вилем бережно уложил отца на землю, вскочил и понесся сквозь дым и пепел к темной фигуре. Всадник уже спешился одним ловким прыжком и шел мальчику навстречу. «Разве у Хроуста черные волосы? – удивился Вилем, когда порыв ветра разогнал копоть. – И где повязка на глазу? И почему в руке – меч, а не знаменитая палица?» От ужаса он застыл как вкопанный. Высокий мужчина с бледным, как у отца, худым лицом, облаченный в черное и сутулившийся, точно ворон, остановился напротив. В глубоких глазницах светились две белые луны, будто глаза кошки в темноте. Об этом человеке Лютобор тоже рассказывал – но то были страшные истории. – Ну? – каркнул Свортек и широко ухмыльнулся. Тощее тело Вилема пронзила боль – на мгновение он подумал, что колдовство Свортека уже отправляет его вслед за отцом. Но боль отступила, и следом пришла оглушающая ярость. Угловатая фигура кьенгара, его испачканные в грязи руки и ухмылка хищника уже не пугали мальчика – его поглотило другое. Ненависть. Ненависть. Белое лицо отца, туча стрел, торчащих из его груди… Ненависть! Вилем схватил с земли большой камень, размахнулся и швырнул в мага со всей силы. Свортек даже не попытался увернуться. Камень ударил его в грудь. Кьенгар зашипел, покачнулся, но устоял на ногах и снова уставился на мальчика. |