Книга Война, страница 47 – Лора Таласса

Я морщусь.

– Спасибо за честность.

– Не за что, – Зара хватает меня за руку. – Ты едешь завтра? – взволнованно спрашивает она.

Господи, вторжение. От одной мысли об этом меня начинает мутить.

– Ну да, наверное, – говорю вслух.

То, что меня вчера поимели, еще не гарантия, что я не буду пытаться остановить этих солдат при каждой возможности.

– Мириам, – она с силой сжимает мне руку. – Завтра я должна готовить еду, но мне очень, очень нужно поехать вместе с вами.

– Зачем? – недоуменно спрашиваю я. Быть солдатом означает убивать людей… и еще это означает, что тебя самого могут убить. Ни то, ни другое не кажется заманчивым.

– Моя сестра, – голос Зары дрожит и прерывается. – Она живет в Эль-Арише с мужем и сыном. Я должна их вывезти.

Мое сердце замирает.

– Ты уверена, что они там?

Идиотский вопрос. Конечно, она уверена.

Зара кивает.

– Ее муж Аазим – рыбак.

Рыбак…

На севере город граничит с океаном.

Я сжимаю ее пальцы.

– У него есть лодка?

– Кажется да, на паях с другими рыбаками…

За спиной Зары я замечаю направляющегося к нам Фобоса. Снова поворачиваюсь к подруге, лихорадочно соображая.

– Пожалуйста, – просит она, – если можешь хоть как-то помочь…

Воин уже поравнялся с нами, переводит взгляд с меня на Зару.

– Военачальник желает тебя видеть, – обращается он ко мне.

Я не свожу глаз с Зары. Снова пожимаю ей руку и принимаю решение.

– Я помогу, – киваю я. Обнимаю ее и шепчу на ухо: – Завтра с самого утра я буду ждать у твоей палатки. Будь готова и прихвати с собой оружие, какое достанешь.

Зара кивает и отстраняется.

– Спасибо, – тихо благодарит она.

Фобос поторапливает меня. Помахав Заре, спешу следом за ним. После долгого молчания я заговариваю с провожатым. Это тот самый воин, который протянул мне меч в день, когда я должна была казнить своих обидчиков.

– Как тебя зовут? – спрашиваю. У него добрые глаза, и в те несколько раз, когда я с ним общалась, он держался не так враждебно, как другие Фобосы.

– Гуссейн, – отвечает он.

Впереди появляется шатер Войны. Глядя на него, я густо краснею.

– А я Мириам, – рассеянно сообщаю я.

Всадник хочет продолжения. Я это чувствую.

При этой мысли меня начинает бить дрожь.

Гуссейн негромко смеется.

– Я знаю, кто ты, – говорит он.

Голос у него мягкий и совсем не презрительный. Я не привыкла к доброте – честно говоря, даже раньше, в Иерусалиме, доброта встречалась редко. Жизнь – это сплошные долги и обязательства. А доброта – странная штука, она нужна, только чтобы морочить людям голову.

Мы откидываем полог шатра. Гуссейн, поклонившись, отходит в сторону. Я должна войти одна.

И вот я в шатре Войны. Но сейчас все кажется другим. Здесь, в этом замкнутом пространстве, только я и Всадник. Здесь нет ни смерти, ни скорби и насилия, ни ужасов внешнего мира. В воздухе витают ароматы кожи и ароматических масел, напоминая о других, интимных вещах. Напротив меня, в кресле он сам, небрежно вертит в руке бокал вина.

– Мириам, – встретившись с моими, его глаза вспыхивают, и я буквально вижу, как он вспоминает нашу последнюю ночь.

Поставив бокал, он поднимается.

Вдохнув поглубже, я делаю шаг навстречу и задеваю рукой стол. С досадой смотрю на препятствие, но то, что я вижу, привлекает мое внимание. На столе расстелена карта Эль-Ариша, испещренная стрелками и пометками. Эту карту Война и всадники Фобоса изучали вчера. При всех своих сверхъестественных способностях Всадник все же нуждается в помощи смертных.

Война подходит ко мне вплотную.

– Не могу поверить, что есть люди, хранящие тебе верность, – говорю я, а сама вожу пальцем по надписям. Все они сделаны разным почерком.

– Всадники хранят верность не мне, Мириам. – Его дыхание на моей шее. – Они преданы возможности дышать.

От того, что он так близко, у меня мурашки по коже. Справиться со своей реакцией удается не сразу. Я отворачиваюсь от карты, упираюсь в стол. Чтобы посмотреть Войне в лицо, приходится запрокинуть голову.

– Зачем ты это делаешь? – спрашиваю я.

– Делаю что? – его взгляд прикован к моим губам.

– Воюешь. Убиваешь.

Война смотрит на меня с недоумением, как если бы я спросила, почему птицы летают, а сердце бьется.

– А почему мне этого не делать? Я здесь именно для этого. Это моя суть.

Это моя суть.

Я по-прежнему думаю о нем как о личности, а не как о сущности, но пытаюсь уразуметь, что он – война. Просто так уж вышло, что у него человеческое лицо.

– А ты можешь прекратить воевать и совершать набеги? – снова задаю вопрос.

– Я не перестану.

– Я спрашивала не об этом.

Война долго смотрит на меня, прищурив глаза.

– Да, жена, полагаю, я мог бы остановиться.

Если сам захочет, разумеется. Это немного усложняет дело – до сих пор я не была уверена, что у Всадника есть выбор.

Я прерывисто вздыхаю.

– У тебя есть лук и стрелы? – меняю я тему.

Война изучает меня.

– Есть, – осторожно отвечает.

– Можно мне взять их завтра?

– Завтра? – повторяет он. – Ты о битве? – Глаза Всадника сужаются. – Не ты ли только что убеждала меня, что стремишься к миру?

На это я не отвечаю. Боюсь ляпнуть что-то такое, из-за чего Война решит, что держать меня подальше от сражения будет разумнее. И уж точно безопаснее. Хотя… сомневаюсь, что мысли Войны вообще текут в этом направлении. Я же убедила его, что его бог меня защитит. Он наклоняется ближе, упираясь костяшками пальцев в стол, привлекает меня к себе.

– В кого же, милая моя жена, ты собираешься стрелять из моего лука и стрел?

Я стискиваю челюсти.

– В того, кто встанет у меня на дороге.

Уголки его губ ползут вверх.

– Я знал, что с тобой будет трудно, – он снова смотрит на мои губы. – Но это неважно. Позвал я тебя не за этим.

Я напрягаюсь.

– Я знаю, зачем ты меня позвал.

– Хорошо. Тогда хватит разговоров.

Война не ждет моего ответа. Не успеваю я глазом моргнуть, как его рука ложится на мой затылок, а его губы касаются моих.