Книга Мы никогда друг друга не любили, страница 25 – Анна Веммер

Я до жути хочу есть, но у Виктора совершенно пустой холодильник. Я колеблюсь: с одной стороны я отказалась от кредитки бывшего мужа и должна экономить свои деньги, которых не так и много. С другой я совершенно не знаю, где здесь продуктовый магазин. Вряд ли они вообще бывают в таких башнях, здесь закупом продуктов занимаются домработницы и службы доставки.

Займусь этим попозже. А пока я вспоминаю, что видела на барной стойке брошюры ресторанов с первых этажей. Догадываюсь, как питается Островский.

Помимо ярких буклетов с рекламой суши, пиццы и других вкусностей, я вдруг замечаю простой крафтовый конверт. «Аврора» — написано на нем черным маркером. Я не узнаю почерк, но предполагаю, что он принадлежит Виктору. По правде, я никогда не обращала внимания на его почерк.

А внутрь наверняка новые указания от господина-тирана. Или кредитка. Не удивлюсь.

Мои догадки подтверждаются: на ощупь в конверте карточка. Что ж, я планирую зарабатывать себе на жизнь сама, но закупать в дом продукты могу и за счет Островского, в конце концов, он больше ест.

Я разрываю конверт и вытряхиваю на ладонь карту.

Но она вовсе не банковская.

Резко отдернув руку, я отшатываюсь, не в силах отвести взгляд от кусочка черного пластика, ярко выделяющегося на полу. Золотые цифры «14», на которые падают солнечные лучи из окна, отбрасывают на стену солнечных зайчиков.

Это ключ-карта из отеля.

Из того отеля, где я попалась под руку бывшему мужу.

Ключ от его номера.

Я быстро хватаю телефон. Сейчас не возникает ни единой мысли о том, чтобы скрыть это от Островского. И гордость послушно молчит. В любой другой ситуации я никогда бы не позвонила ему, но сейчас меня в прямом смысле трясет.

Увы, но долгие гудки длятся целую вечность. С каждым новым гудком моя паника растет. Совсем скоро она превратится в цунами, сметающее все на своем пути. Я уже чувствую, как накрывает истерикой.

Кто-то был в квартире! Кто-то положил конверт с карточкой от того номера! О том, что произошло там, знали лишь я, отец и Виктор. А теперь все выкладывают на всеобщее обозрение в интернет и присылают мне сувениры прямиком из прошлого.

Кто бы это ни делал, он хочет не денег и не мести, он хочет запугать и уничтожить.

— Да ответь же ты!

Я пытаюсь налить воды в кружку, чтобы успокоиться, но она выскальзывает из дрожащей руки и разлетается на несколько крупных осколков. А Виктор по-прежнему не отвечает.

Тогда я звоню Валентину.

— Вы не могли бы проверить, кто заходил в квартиру? Кто-то оставил мне конверт, это не Виктор, я хочу знать, был ли кто-то здесь в наше отсутствие.

— Это исключено, Аврора Леонидовна, мне бы сообщили.

— И все же проверьте, потому что конверта здесь не было! Кто-то был в квартире!

— Разумеется. Могу я забрать конверт, чтобы доложить Виктору Викторовичу?

— Да.

— Я прошу вас спуститься вниз, в лаундж-зону, пока я проверяю помещение. За вами присмотрят.

Я и без указаний больше не могу здесь оставаться. От мысли, что тот, кто принес конверт, может еще оставаться в квартире, мутит. К счастью, для владельцев апартаментов в башне есть небольшая лаундж-зона, и вечером в воскресенье в ней почти никого.

Мне начисто отбивает аппетит, я могу только цедить холодную минералку и не переставая думать о ключе.

Кто-то не просто узнал, с чего начался наш с Островским брак. Кто-то выяснил номер в отеле, поехал туда и забрал ключ. Кто-то не поленился проникнуть в хорошо охраняемую квартиру, чтобы оставить конверт мне. Кто-то хотел меня запугать и, черт возьми, у него отлично это получилось.

Через час с небольшим звонит Валентин.

— Аврора Леонидовна, я осмотрел квартиру, следов чужого присутствия и взлома не нашел. Согласно камерам, в квартире за выходные была лишь уборщица, я уже вызвал ее, чтобы допросить. До Виктора Викторовича не дозвонился, непременно сообщу ему, как только он выйдет на связь. Конверт я забрал, мы попробуем отдать его на экспертизу, вдруг что-то выяснится. В квартире сейчас безопасно, вам стоит вернуться. Я оставлю кого-нибудь дежурить у дверей.

Я бы с гораздо большим спокойствием сидела здесь, здесь хотя бы есть бариста, но нельзя быть трусихой. Стеклянный ящик Островского, в который так легко проникнуть, меня пугает. Но я все же поднимаюсь наверх, включаю везде свет и сажусь на диване в гостиной. В любой другой ситуации я бы забилась в отведенную мне спальню, но я просто физически не могу заставить себя уйти в комнату, из которой не видно входную дверь.

Как будто я что-то смогу сделать, если ко мне кто-то вломится!

Темнеет. Солнечный вечер за окном сменяется сумраком, а за ним на город опускается ночь. Пространство всюду, куда хватает взгляда, усыпано огоньками. Внизу, где-то совсем далеко, начинается ежедневное шоу фонтанов, но я не хочу сейчас им любоваться. Я чувствую, как начинаю засыпать, но вдруг замок на двери щелкает — и дремота мгновенно проходит.

Я с трудом сдерживаюсь от того, чтобы забраться на спинку дивана. Сердце колотится, как ненормальное!

Узнав в вошедшем Виктора, я выдыхаю и на секунду закрываю глаза. А когда открываю их, то снова проваливаюсь в бездну страха: Островский пьян. В стельку.

Как при нашей первой встрече.

Мысли лихорадочно мечутся в голове. Больше всего я хочу сейчас закрыться в комнате, но чтобы попасть в нее, надо пройти мимо Виктора, и вряд ли он меня не заметит. Пытаться стать невидимой на диване бесполезно, я как рыбка в аквариуме, готовая игрушка и лакомство для кота. Мелькает слабая надежда, что по пьяни Островский не вспомнит обо мне и на автомате уйдет в спальню. Но он явно жаждет продолжать банкет, а потому направляется прямиком в гостиную.

И останавливается, увидев меня.

— Спокойной ночи, — бормочу я, быстро поднимаясь.

Только проскользнуть мимо… хотя на двери нет замка, так что вряд ли меня спасет спальня.

Я осознаю, что страх иррационален и глуп, но он сильнее меня, сильнее всех доводов разума.

Виктор не двигается с места, но, когда я прохожу мимо, молниеносным движением хватает меня за запястье, дергая на себя.

— Отпусти!

Не так уж он и пьян, во всяком случае, концентрация просто отличная. Я чувствую, как тело отказывается мне подчиняться. Жуткий страх. Контролирующий тебя, обладающий безграничной властью. Я смотрю в темные глаза бывшего мужа, и не могу выговорить ни слова. Даже вдох сделать не получается!

— Боишься? — хрипло спрашивает Островский. — Страшно тебе, да?

Он толкает меня, вжимая в стену. Сердце бьется так быстро, что я забываю дышать. И вообще не уверена, что получится.

— Правильно боишься.