Книга «Ангельская» работёнка, страница 26 – Куив Макдоннелл

Банни поднял брови.

— Например?

— Моя сестра Эмер не имеет к этому отношения. Я бы хотел, чтобы ее не вмешивали.

— А ты в том положении, чтобы выдвигать требования, Томми?

Томми замолчал и пристально посмотрел на Банни.

— Считайте это дружеской просьбой.

— А я и не знал, что мы друзья.

— Я более чем готов мириться с преследованием, которое решил организовать против меня детектив-инспектор О’Рурк. Оно меня нисколько не беспокоит. Однако я всегда плохо относился к тем, кто расстраивает нашу Эмер.

Банни вспомнил фотографию мальчика в информационных материалах, которому разъяренный пятнадцатилетний Томми Картер сломал обе руки.

— Если она не замешана, ее не тронут.

Томми кивнул, затем взял рогалик и стал нарезать его ломтиками.

— Если бы вы могли передать коллегам мои чувства, которые я испытываю по отношению к сестре…

— Угрожай им сам. Я тебе не связной.

Томми вновь пожал плечами.

— Вы понимаете, что ваше присутствие в нашем районе нежелательно? Гарди здесь не требуется.

— Да ладно?

— «Цивис романус сум». Вы знаете, что означает это выражение, офицер Макгэрри?

Так уж случилось, что он знал, но не стал подавать вида.

— Я простой детектив. Почему бы меня не просветить?

— «Я гражданин Рима». Эта фраза гарантировала, что любой римлянин мог ходить по земле в полной безопасности, поскольку все знали, что если с ним случится что-то плохое, то месть будет стремительна и ужасна. Здесь то же самое. Люди знают, что защищены, и отнюдь не полицией. Вы, мальчики, существуете только для того, чтобы охранять большие дома у моря.

— Я охраняю всех, кто остается в рамках закона.

Томми коротко рассмеялся.

— А вы не задумывались, почему вы следите за мной?

— О, для нас провели довольно подробный инструктаж о твоих внеклассных занятиях, малыш Томми.

— Да, но почему именно я? — вновь спросил Томми, подавшись вдруг вперед. — Я о том, что в этот город каждый месяц поступают миллионы фунтов наркотиков… миллионы! Задумайтесь о том, что происходит, и задайтесь вопросом: почему ваше внимание приковано лишь ко мне?

— Мы охотимся и за остальными дилерами. Да, это займет некоторое время, но и они получат свое.

Томми рассмеялся.

— Ага, как те, кто поджег мой дом. Скажите, вы их уже взяли?

— Ну, тот пожар, по-видимому, был не слишком сильным, раз с ним справился бы и десятилетний мальчик.

Банни заметил, как на лице Томми мелькнуло раздражение. Непоколебимый фасад дал трещину.

— Десятилетний мальчик не смог бы добиться справедливости, но мужчина сможет.

— Во дела! — воскликнул Банни. — Умоляю, скажи, как он собирается это сделать?

Томми развернул газету, давая понять, что разговор окончен.

— Было приятно вас увидеть.

— Аналогично. Захочешь поболтать еще — ты знаешь, где меня найти.

— Конечно.

Банни встал и пошел прочь.

— Ах да, мистер Макгэрри!

Банни посмотрел на Гринго, наблюдавшего за ними из машины.

— Детектив.

Банни развернулся к Томми.

— Нас, конечно, связывают добрые воспоминания и все такое, но, как вы понимаете, дела зашли слишком далеко.

Они пристально посмотрели друг другу в глаза.

— Похоже на то.

Томми вновь уставился в газету.

— Еще увидимся.

— О, на это ты можешь рассчитывать.

Симона еще раз протерла барную стойку. Ей пришло в голову, что она тратит на это ужасно много времени, причем совершенно бессмысленно: все, что делает, — только гоняет пролитое туда-сюда. Ее смена началась в семь вечера, а сейчас уже больше одиннадцати, и примерно половину рабочего времени она делала вид, будто чистит стойку. Но либо так, рассудила она, либо стоять за ней с отсутствующим выражением лица. Первое правило, которое она постигла в период подработок официанткой: постоянно делай вид, что занята, или тебя загрузят по полной.

В пабе было ровно шестнадцать клиентов. Пятеро актеров из театра «Гэйти», которые, казалось, предпочитали ходить сюда, а не в ближайшие к театру заведения лишь для того, чтобы спокойно перемыть косточки своим коллегам. В углу, расположившись на достаточном отдалении от общественного осуждения, обжималась парочка. Еще были две женщины, затеявшие разговор по душам под джин-тоник; Симона полагала, что они достигли стадии «бросай эту сволочь!» примерно два стакана назад. В другом углу сидели Джоан и Джерри, милая пара пенсионеров, приходившая сюда каждый четверг, — возможно, единственные настоящие ценители джаза, посещавшие это место. Через несколько минут они отправятся на свой автобус. Еще присутствовал Натан Райан, шеф-повар и владелец итальянского ресторана «Ля Траттория», расположенного через пару улиц, и двое его помощников. Райан был высоким, с песочно-светлыми волосами и с такого цвета загаром, какого невозможно достичь в Ирландии. Он был другом Ноэля, или по крайней мере так думал Ноэль. Как только они вошли, Ноэль лично поприветствовал их у входа, пожал руки и принес выпивку за счет заведения. Несмотря на то что он встречал их так всегда, Симона заметила перешептывания украдкой и плохо скрываемые ухмылки, как только Ноэль повернулся к ним спиной.

Она чувствовала себя обязанной оберегать босса. Ноэль слишком верил в людей. Это было хорошее качество — в теории, — но она больше, чем кто-либо другой, знала, насколько дорого оно может обойтись. Тем не менее, когда девять месяцев назад она появилась на пороге его заведения в поисках работы за наличные, на которой не задавали бы много вопросов, он немедленно ее принял. Обратиться к нему ей посоветовала сестра Бернадетт. Симоне было по-прежнему непонятно, откуда монахиня знала владельца ночного клуба, однако ни тот, ни другая не спешили делиться подробностями. Как бы то ни было, Ноэль поверил в нее, и она пыталась отплатить ему тем же. В настоящий момент она больше ничего и не хотела: лишь вести спокойную жизнь и помогать поддерживать свет в этом темном подвале.

Сейчас Ноэля в зале не было. Он сидел в своем кабинетике и просматривал бухгалтерскую отчетность, пытаясь сообразить, чем ему утешить банковского менеджера. Симона проработала здесь достаточно долго, чтобы знать: чем больше нервничает ее босс, тем сильнее проявляется его недуг. Сегодня это было особенно заметно: закрывшись в кабинете, он непрерывно спорил с самим собой. Естественно, к роялю он даже не прикасался, так что единственным источником «атмосферы», которую обещала вывеска снаружи, стал древний проигрыватель с пластинкой Майлза Дэвиса ^[47].