Книга Кто-то новый, страница 95 – Лаура Кнайдль

Глубокий медленный вдох, 15:08 на часах и – вперед. Я присела перед Джулианом на колени и погладила по голове.

– Джулиан, – тихонько шептала я. – Вставай.

Веки сонно дернулись, потом он, пробуждаясь, распахнул глаза.

– Пора собираться.

Он нахмурился, силясь вспомнить, куда и зачем ему нужно собираться. Но скоро туман сновидений рассеялся, и на лице снова отобразилось страдание. В то же мгновение я пожалела, что не дала ему еще минуту спокойствия. Я хочу видеть любимого человека счастливым, но Джулиан пребывал где-то на противоположном полюсе от понятия «счастье».

– Давай, – уговаривала я, расчесывая ему волосы пальцами. – Ты справишься.

Джулиан наконец поднялся, но так медленно, надеясь, очевидно, пропустить похороны из-за долгих сборов.

Вручив ему костюм, я отправила Джулиана в ванную готовиться. Тем временем заказала нам такси до кладбища. Сама я успела переодеться уже давно: сдержанное черное платье длиной до колена с высоким горлом и короткими рукавами. Мама купила его, потому что темный пояс выгодно подчеркивал талию. Поверх я накинула вязаный жилет, чтобы не замерзнуть.

Нервно сжимая в руках сумочку, полную салфеток, я дожидалась Джулиана. Мы уже опаздывали, но торопить его я не стала.

Через добрых двадцать минут он вышел из ванной. Чистенький и свежевыбритый, в костюме, который сидел на нем отлично. Вот бы увидеть Джулиана в таком наряде по другому случаю.

Задержав его, я поправила съехавший набок галстук.

– Готов?

Джулиан помотал головой, из тщательно уложенной прически выбилась прядка и упала ему на лоб.

– Думаю, я не хочу туда идти, – пробормотал он дрожащим голосом. – Я не смогу это вынести.

– Сможешь, – провела я рукой ему по щеке.

– Нет, я… – отмахнувшись от меня, он замахал руками. – Я не хочу никого видеть.

Только тут я поняла, что Джулиан имел в виду. Они. Речь не об отце, а о матери. О ней и других скорбящих. Они все меня ненавидят. Я собралась с духом: мне тоже будет непросто встретиться со всеми этими людьми. Но нужно взять себя в руки.

– Джулиан, послушай. – Я поймала его взгляд. Спасибо высоченным каблукам – я могу посмотреть ему прямо в глаза и увидеть в них всю накопившуюся боль. И причина ее не только в смерти отца. – Я люблю тебя. Забудь о том, что тебе раньше говорили. Все эти люди – ничто. Пыль. Их слова – ветер. Я. Люблю. Тебя. А остальное не имеет никакого значения. И я буду рядом. Мы едем туда, чтобы ты попрощался с отцом, и всего-то. Ладно? Ни на кого не обращаем внимания и ни с кем не общаемся. Что бы люди ни сказали – нам плевать.

Джулиан все не мог вымолвить ни слова. Медленно окинул взглядом мое лицо. Зеленые глаза, такие загадочные, темные и глубокие, в них можно навечно затеряться.

Он взял меня за руку, гладившую его по щеке, и нежно поцеловал. От его ласки перехватило дыхание и участился пульс.

– Спасибо, – прошептал он, и его дыхание пощекотало мне кожу. Наклонившись, он поцеловал меня в губы. Нежно, нежно, нежно. Миллион раз нежно.

Не знаю отчего, но в горле комом встали слезы. Всхлипнув, я сильнее прижалась к Джулиану.

Оторвавшись от меня, он взглядом призвал меня к спокойствию.

– Идем.

Мы явились последними, как я предположила. Утопавшее в зелени кладбище раскинулось на обширной, но все же обозримой территории. Несколько десятков могил выстроились рядами перед крохотной церквушкой, больше напоминавшей часовню. Тут и там их ряды перемежались деревьями, а в самом центре площадки журчал фонтан. Тем не менее шум его заглушался стуком дождевых капель, барабанивших по зонту.

Я прижалась к Джулиану, и мы рука об руку влились в черное море. Собралось не меньше сотни скорбящих, все теснились вокруг могилы и беседовали едва слышным шепотом. Некоторые повернулись и окинули нас взглядом мрачнее тучи, но заводить разговор не стал никто. Я сжала Джулиану руку. В конце концов, он мог и ошибаться: может, у этих людей больше не осталось ненависти.

Остановились мы в последнем ряду. Я хотела вытащить Джулиана ближе – он как-никак сын Эдди, не просто знакомый. Но Джулиан удержал меня за руку, молча покачав головой.

Впереди нас расположилась семейная пара с малышом не старше пяти, справа – мужчина лет сорока-пятидесяти, вероятно, старый друг Эдди, слева – два пожилых человека. Заметив меня, они почтительно кивнули, но ни один не выразил Джулиану соболезнований. Ну и странные же они.

Беспокойно я переступала с ноги на ногу, каблуки утопали в размякшей от дождя земле. Джулиан смотрел куда-то вдаль, уйдя в себя. Нужно спросить, как у него дела.

– Ты в порядке?

Отрывисто кивнув, он закрыл меня зонтом от дождя, и тут над рядами скорбящих поднялся голос.

– Дорогие родные и друзья Эдуарда Брука! Сегодня мы собрались здесь, чтобы попрощаться с этим удивительным человеком…

Приподнявшись на цыпочки, я вытянула шею, чтобы разглядеть священника. Но единственная картина, представшая моему взору, – затылки впереди стоявших. Значит, Джулиану тоже отсюда ничего не видно. Просунув руку ему под пальто, я обняла его за талию. Пусть не чувствует себя брошенным в одиночестве.

– Эдуард, или Эдди, как многие из присутствующих к нему обращались, покинул этот мир слишком рано. Он был любящим мужем Линды Брук и отцом очаровательной Софии Брук. Со всей страстью он отдавался любимому делу – рыбалке и…

Джулиан. Как же Джулиан? В недоумении я взглянула на друга, надеясь, что просто прослушала его имя. Но, судя по его реакции, Джулиана действительно оставили за бортом: лоб нахмурен, зубы сжаты сильно, до боли.

Ошеломленная, я вцепилась в его рубашку. Мать Джулиана, несомненно, заслуживала жалости, но сочувствия к ней у меня не осталось. Как она посмела вычеркнуть Джулиана из жизни отца? Кто способен на такое? Сколь трагичными бы ни были обстоятельства смерти Софии, Джулиан не виноват, что выжил, а она умерла.

– Забудь об этом, – прошептал Джулиан мне на ухо.

– Ну уж нет, я запомню, – прошипела я, наверное, чересчур громко. Стоявший впереди семьянин повернулся и наградил нас укоризненным взглядом. – Нельзя просто взять и проигнорировать тебя, забыть о твоем существовании. Ты восемнадцать лет прожил с этим человеком под одной крышей. Он растил тебя, праздновал с тобой дни рождения, помогал в бедах. Как твоя мама могла отбросить все это? Ты – единственная семья…

– Мика, – торопливо перебил Джулиан.

Видимо, к концу речи я уже перешла на крик. Теперь на нас осуждающе смотрел не только отец семейства. Пожилая пара и еще некоторые люди присоединились к молчаливому неодобрению. Глаза у них сочились гневом и презрением. Можно подумать, здесь только я должна стыдиться.

На их суровые взгляды я ответила тем же. В конце концов, я же не оскорбляла покойного и не желала ему отправиться в ад, а имела в виду лишь его жену.