Онлайн книга «Принц Модильяни»
|
Она меня прерывает: – Когда? Ты бросил меня там, а сам остался в Париже! – Я не могу быть вдали от Парижа. – Париж тебя убивает! И меня тоже убьет! Она буквально кричит; я и не думал, что она способна на подобное раздражение. – Ты не понимаешь, что эти часы, проведенные с Лунией, означают близость, которая исключает меня? – Она просто подруга. – Лгун! – Я клянусь тебе. – Не надо клясться. Ты не можешь быть только другом ни для одной из женщин, и ни одной женщине не удается быть для тебя просто подругой. Я наблюдала за тобой несколько лет, ты должен это знать. За то время, которое она провела вдали от меня, она стала более подозрительной. Хотя между нами и не произошло ничего на физическом уровне, по сути – все именно так, как описывает Жанна. Наши откровенные разговоры с Лунией – свидетельство более глубокого чувства, чем физическое влечение. И Жанна знает, что есть более глубокие вещи, чем постель. – Ты думаешь, что я глупа, только потому что люблю тебя? – Я никогда так не думал. – Но ты ведешь себя так, будто я наивная девчонка! – Нет, Жанна… Она перебивает меня, сдерживая слезы: – Я знаю, что ты встречаешься с другими женщинами! Что все еще переписываешься со своей русской поэтессой… – Мы давно уже не писали друг другу писем. – Почему ты вообще это делал? – Ради дружбы. – Нет! Часть твоего сердца все еще занята ею… – Нет, больше нет – с тех пор как я встретил тебя. – Амедео, я знаю намного больше, чем ты себе представляешь. – Да не о чем знать! – Я знаю о Симоне Тиру. Жанна умеет меня ошеломить. Еще она умеет держать в себе злость и боль в течение долгого времени – не подавая ни единого знака, не говоря ни слова. Ее чувство собственного достоинства и молчание – лучшее оружие. Она избегает конфликтов, но она всегда обо всем осведомлена. – Симона Тиру – бедная девушка, которую ты бросил после того, как узнал о ее беременности! – Она была беременна не от меня. – Симона Тиру родила ребенка! – Я встречался с этой девушкой до того, как познакомился с тобой, и в любом случае это не мой ребенок. Ее глаза заблестели неведомым мне блеском. – Это не твой ребенок? – Нет. – Откуда ты знаешь? Насколько ты был пьян, когда затащил ее в постель? – Жанна, перестань. – Она написала тебе письмо. Ты его оставил среди красок, в доме Зборовских. Я его нашла, но его точно так же могли увидеть Ханка или Луния. Она поворачивается, подходит к мольберту, на котором стоит портрет Лунии, берет письмо и показывает его мне. Я о нем и забыл… – «Я слишком тебя любила, я всего лишь прошу немного участия, которое было бы мне приятно». – Я никогда не признаю этого ребенка. Он не мой. – Это неважно! – Жанна, поверь мне. – Знаешь, что говорят о ревности? Что она как сторожевой пес, лай которого вместо того, чтоб прогнать воров, притягивает их. Я постоянно представляю тебя с другой, подозрения доводят меня до изнеможения, я бы предпочла знать наверняка, чем терзаться сомнениями, это невыносимо… Ревность меня убивает! – Жанна, тебе нечего бояться. – Почему ты постоянно подвергаешь испытанию мою способность терпеть боль? Она начинает беззвучно плакать, я подхожу к ней и глажу ее по волосам. Я пытаюсь быть убедительным, насколько это возможно: – Прошу тебя, поверь мне… Она резко убирает мою руку. – Я беременна! Я растерянно смотрю на нее, не веря услышанному. – Да, снова. Беременна. Тебя это удивляет, да? В ее голосе перемешаны боль и злость, она в отчаянии. Я ничего не могу ответить. Она продолжает, плача: – Значит, ты поймешь, почему я не особо удивлена, что у другой женщины может быть твой ребенок. Мы зачали нашего второго ребенка в Ницце, когда тебе не терпелось вернуться в Париж, чтобы писать Лунию Чеховскую. – Жанна, это не так. Луния – твоя подруга. Ты все о ней знаешь. Кроме, может быть, того, что ее муж не вернулся с войны и она теперь вдова. – Она вдова? Мне жаль… – В ее голосе появилось сожаление и сострадание. – Она сильная женщина и… Я прерываюсь. Я не нахожу слов, чтобы выразить то, что чувствую. – Я хотел понять. – Понять что? – Как она это переживает. Повисает тяжелое молчание. Жанна начинает понимать. – Как переживает – кто? Вдова? Я киваю. – И что, она сможет, переживет? – Да. Слезы стекают по ее щекам. – Ты только что сказал, что она сильная. Я бы не была такой сильной вдовой, как она. Поэтому если ты хотел узнать, тебе это не помогло. Я отдала тебе все; если я тебя потеряю, у меня ничего не останется. Жанна решительно вытирает слезы. Это жестокий жест отчаяния, как и ее взгляд, брошенный на меня. – Знаешь, в чем твоя самая большая вина? Не учитывать мою слабость. Амедео, ты не можешь умереть. Теперь ты должен всерьез лечиться, ты должен показаться врачу, пойти в больницу… – Жанна, любовь моя, я всю жизнь хожу к врачам. – Значит, пойдешь к другому. – Мне уже все сказали. – Я в это не верю. – Я знаю, что мне скажет даже самый лучший в мире врач. Я не хочу видеть врачей, они не могут изменить мою судьбу. Эта фраза вынуждает ее закричать со всей злостью, которая в ней накопилась: – Судьбы не существует! – Существует. И я знаю свою. Жизнь – это дар, и я подарил свою жизнь тебе, но я не могу решать, сколько она продлится. – Если ты меня правда любишь, то лечись! Даже если для этого нужно поехать в санаторий. Я подхожу и обнимаю ее. – Я люблю тебя, но я никогда не запру себя в санаторий. Сейчас мы поедем в нашу квартиру, а после выставки в Лондоне мы поженимся, я уже запросил документы из Ливорно. – Поклянись мне. – Клянусь! А потом я хочу вернуться в Италию навсегда. Я хочу обо всем забыть. Я никто в Париже – а я хочу быть свободным. Я обнимаю ее и чувствую, что очень люблю ее. Я испытываю бесконечную нежность, чувствую ее боль и страх потерять меня. Мы стоим неподвижно, молча. Ни один из нас не в состоянии что-либо сказать. |