Онлайн книга «Горбатый Эльф»
|
Этой ночью будет принесена Великая Жертва, и Хогга обретет полную власть над Янгисом. Близится время, когда Третий станет Совершенным. В полночь жрец запер дверь каюты на засов. Зажег пять свечей в серебряном канделябре в форме священного круга и выставил на стол ларец, ключ от которого носил на груди. Откинул крышку, бережно достал мраморный кубик и две соломенные куклы. Такие мастерят себе деревенские дети – грубые поделки, перевязанные нитками пучки травы, условно изображающие человека без лица. На плечах той, что побольше, висел красный лоскуток, напоминающий мантию, вторая была обернута в белую кружевную тряпочку. Третий нервно огляделся по сторонам. Предстоящий обряд был под строжайшим запретом, виновному грозила смертная казнь. Никто не мог спрятаться в маленькой, почти пустой каморке, свечи ярко горели, за плотной шторой спокойно вздыхало море, так отчего же он чувствовал на себе чей-то внимательный взгляд? Жрец трижды призвал имя Хогги, но не почувствовал ничего – ни воодушевления, ни притока силы. Может быть, он выбрал для обряда неподходящую ночь? – СЕГОДНЯ! – прошептал властный голос, и сомнения оставили Третьего. Белый голубь сам пошел в руки хозяину в ожидании ласки и корма, когда его перевернули на спину, он испугался и забил крыльями. Миниатюрным, не длиннее мизинца, кинжалом жрец вспорол птице грудь, извлек ритмично вздрагивающее сердце и кинул тушку в ведро. Аккуратно раздвинув прядь соломы, Третий вложил кровавый комочек в фигурку с мантией и с облегчением вымыл руки. Невольно глянул в помойное ведро – голубь уже не трепыхался, плавал на брюхе, раскинув крылья. На мгновение жрецу показалось, что он смотрит на себя самого: мертвого человечка в белоснежной мантии Чистейшего. Ужас покинул его только во время обряда Наречения Имен, все дальнейшее Третий творил на волне вдохновения, полностью слившись с волей Хогги. Тайра вышла из каюты и зажмурилась: недавно вставшее солнце било прямо в глаза. Кругом вповалку спали солдаты. Шмель деликатно пробрался между спящих тел, оросил мачту и радостно заскакал вокруг Ланса, сидевшего на нижней ступеньке трапа. – Ой, привет! Ты что здесь делаешь? – Жду – сейчас моя вахта будет. – Возьмешь меня с собой7 – Не стоит тебе идти наверх, Балтазар будет злиться. – Он же сейчас спать завалится. Аргумент был весомым – отстояв за румпелем самые тяжелые предрассветные часы, Балтазар имел обыкновение спать непробудным сном, передав командование Брейду. Ударил колокол, Ланс побежал наверх. Вскоре по трапу, зевая во весь рот, спустился Балтазар. – Доброе утро, капитан, – улыбка Тайры светилась утренним солнышком. – Ты чего так рано вскочила? – Шмеля выгуливаю. – Всю палубу этот Шмель загадил. Как твоя мать себя чувствует? – Спит. Вчера выпила воды с лимоном, вроде бы ей стало получше, – у Литании обнаружилась страшной силы морская болезнь, все четыре дня плаванья она провалялась в полубессознательном состоянии, наотрез отказываясь от еды. Вода в ней тоже не приживалась. – Да, слабое нутро – это беда в море. Я и мужиков таких повидал: только сядет на корабль – тут же через борт свесится и болтается всю дорогу, как водоросль зеленая. Зато тебе все нипочем, скачешь тут в любую погоду, будто рыбачка. Этот комплимент прозвучал без малейшего одобрения, и Тайра с живейшим интересом уставилась на голубую полоску берега. Не скачет она, а стоит и благопристойно дышит морским воздухом. – Можно я попробую порулить? – Это не так просто, меня Балтазар три дня учил. – Ну, а теперь ты меня научишь. Я еще на «Орлице» об этом мечтала. Ночью ветер переменился на северо-восточный, он дул ровно, без сильных порывов, а у Тайры так горели глаза… Пусть подержится за румпель, если хочет, ничего страшного – Ланс же будет рядом. – Ладно, пока Брейд не пришел… Не меняй положение рукоятки, держи тот же курс. За рулем Тайра была похожа на деву, которую ставят на носу корабля для украшения: золотые волосы струятся по ветру, подбородок вздернут, вид гордый. Но стоять столбом, вцепившись в отполированную мозолистыми ладонями деревяшку, оказалось довольно скучно. – А мы где сейчас плывем? – Пока еще вдоль Ракайи, до Кадара осталось дня два. После обеда придется пристать к берегу, Брейд хотел дотянуть хотя бы до Раттена, но вода кончается. – На нас не нападут на берегу? – Мы слишком далеко от Гилатиана, кто тут может знать, что Янгис считает Брейда предателем? И у нас солдаты. – А в Кадаре? – На сестру королевы? Нас примут с почестями. – Ну, да, – Тайра помрачнела, вспомнив Стефанию. Она дала ей слово, что не будет искать маму – а теперь они прибудут вместе. И если король Альбин примет беглую императрицу, это почти наверняка приведет к войне. Брейд наверняка что-то придумал, но что? Тайно добраться до гор? Ланс по-своему истолковал молчание Тайры и тихо спросил: – Скучаешь по Кадару? – Стараюсь его не вспоминать. Особенно Ашеру. Ланс слегка покраснел. Лучше бы он промолчал. Та проклятая ночь в Ашере всегда будет стоять между ними? Наверное, стоит ей рассказать… – Я никому, кроме Брейда, об этом не говорил, но тебе скажу – может быть, легче станет. Нашего командира, барона Фаркенгайта, больше нет в живых. Его и двоих его помощников убили. – Кто? – Парни из нашего отряда. – Значит, и ты? Ты отомстил за моего отца? – Нет, не за него. Твой отец сражался с нами как воин, это не был честный бой – десять против троих, но все-таки бой. За женщин и детей, которых Фаркенгайт резал, как овец. Нам надоело выполнять его приказы. – Что ж… Получил по заслугам. – Ты не рада? – Рада, наверное. Весной, когда я узнала, что солдаты еще и соседку нашу убили, я только и мечтала, чтобы они все передохли. А теперь… Знаешь, Ланс, я была на войне – дурацкой бессмысленной войне. Всего несколько дней, и этого хватило, чтобы многое понять. Там точно так же, как и везде, попадались отвратительные мерзавцы, но их было очень мало. А остальные – обычные люди, даже неплохие. И эти неплохие люди убивали ничуть не меньше, чем твой Фаркенгайт. Телеги, заваленные трупами… Не то, чтобы солдатам это нравилось – их просто туда послали, и они делали свое дело. Поставили бы охранять караван или замок, они бы охраняли. Как собаки: скажут им «лежать» – лягут, скажут «взять» – загрызут. Настоящая вина на тех, кто отдает приказы. Не будь Янгиса, этот Фаркенгайт стал бы обыкновенным разбойником, и его давно бы повесили. А его награждали за зверства. – Так что, надо было оставить его в живых – пускай и дальше пытает и убивает? |