Книга Игла бессмертия, страница 61 – Дмитрий Бовичев

– Утро доброе, господин капитан, – поприветствовал он Воронцова. – Как почивали?

– Вашими молитвами, – ответил тот и указал себе за спину: – Это ваше обещание переговоров?

– Переговоры при таких слабых кондициях ничего мне не дадут. Впрочем, можете попытать счастья вы. Прикажите своим людям сложить оружие и выйти, и я даю вам слово, что никто из них не пострадает.

– Ваше слово и полушки не стоит, раз пушки палят.

Семихватов скривил губы, но продолжать разговор не стал.

– Корчысов! Корчысов!

Мурза споро подбежал на зов.

– Где отшельник?

– Со вчерашнего… э-э-э… не знаю, как сказать, с вечера не видел.

– И что нам теперь с этими делать? – Князь указал рукой на причастившихся. – На что они годны?

Они подошли к ним поближе. Те лежали будто в беспамятстве и никак не отреагировали на начальство.

– Что это с ними? – удивился князь.

– Как будто рожи вытянулись…

Воронцов тоже решил присмотреться и подошёл, насколько позволяла цепь. В самом деле, лица несчастных удлинились, челюсти подались вперёд, а головы несколько распухли. Это походило на трансмутацию, только вместо алхимического субстрата были люди.

– Семихватов, нельзя этого допускать, слышите? – обратился Георгий к князю. – Это против законов Божьих и человеческих.

Тот обернулся на голос:

– Ну что ж, у вас есть возможность всё исправить. Идите и уговорите Перещибку сложить оружие и убираться с моей земли. Нет? Не идёте? Ну вот и воздержитесь… – Он не закончил своей речи и уставился в сторону прохода.

В лагерь входил, гремя цепью, раскольник. Спокойно подошёл он к лежащим и стал поочерёдно прикладывать к каждому руку.

– Любезный, вы обещали… – начал было Семихватов, но осёкся.

Причастившиеся поднимались и открывали глаза. В глазах плескалось безумие – огромные зрачки в обрамлении сеточек из красных ручейков непрерывно двигались, ни мгновения не оставались в покое. Они будто искали что-то, но найти не могли и ни на секунду не бросали своего поиска.

– Готовы, милостивец, почти готовы, – довольно проскрежетал колдун. – А ежели погодить денёк-другой, то и ещё лучше станут.

– Что у них с лицами? – мрачно спросил Корчысов.

– А что же? Лица хороши, ещё краше стали, – усмехнулся раскольник.

– А с глазами что?

– А ничего! В гляделки ты с ними играть, что ли, будешь? – Раскольник подскочил к мурзе и заглянул тому в глаза.

– Ваше сиятельство, велите ему отвечать по делу.

– Да, любезный, нам надобно знать положение дел.

– Тебе, благодетель, всё расскажу, как на духу. – Колдун поклонился. – Души их в ловушке, в силке, откуда не освободиться, вот и глядят – выход ищут. Но не найдут, не найдут. – Колдун похихикал и предложил: – Ты прикажи тому, этому что-нибудь и проверишь послушание.

– Эм-м-м… пойдём со мной.

Князь двинулся к выходу из лагеря, и один из околдованных зашагал следом. За ними же пошли мурза и колдун.

Воронцов тоже полез сквозь телеги – поглядеть на результат ритуала.

Четверо прошли вдоль стен и приблизились к батарее пушек. Князь сначала обратился к Андерсону, тот ответил; кажется, они даже поспорили. Потом князь скомандовал что-то околдованному, и тот встал сразу за стволом пушки.

Андерсон махнул рукой – раздался выстрел, тело одержимого невысоко подлетело и рухнуло наземь.

Воронцов вздрогнул и откинулся на спину прямо там, под телегами. Он был ошеломлён покорностью околдованного перед лицом неминуемой смерти. С такими солдатами можно выиграть любую войну, но поработить для того уже и душу человеческую, это, несомненно, тягчайший грех. Ритуал оказался и страшен, и силён одновременно. И как теперь обернётся следующий штурм хутора?

– Что ж я весьма доволен, весьма, – услышал Георгий голос князя. – Сегодня же попробуем их в деле.

Семихватов и Корчысов еще какое-то время осматривали тело, причём мурза, кажется, молился. После они вернулись в лагерь и направились в шатёр князя. А колдун задержался. Он бормотал что-то про себя и ходил туда-сюда без видимой причины, и нежданно подошёл к Воронцову.

– Привет тебе, митраит! – Он поднял руку в карикатурном древнем приветствии.

Воронцов не ответил.

– Чего кобенишься? Иль не по чину? Царёв служка… А я ведь тебя приметил, птенчика. Ты волхвовать-то ещё толком не умеешь. Хочешь – научу?

Георгий взглянул колдуну в глаза.

– А-а, хочешь, вижу, что хочешь, – расплылся в притворной гримасе колдун. – Все хотят уметь то, чего другие не могут.

– Твоя учеба мне впрок не пойдёт.

– Не пойдёт?! Э-э-э, дурачок ты совсем несмышлёный. Знание-то по-разному употребить можно. К худу ли, к добру ли – от знающего зависит. Знающий решит, а незнающим вертеть будет как ему вздумается. – И колдун повертел грязными руками у Воронцова перед носом.

Тот отвернулся, но колдун придвинулся, обхватил за плечи и зашептал на ухо:

– Возьму тебя в ученики, тайны открою, от смерти заберу, станешь знающим, сам решать будешь, никого не спросишь! Запоминай: исток у всякого волхвования один, и у моего, и у твоего – это ты сам. И всякого же можно волхвованию обучить, в каждом уголёк тлеет! Не каждый может раздуть его, в единицах он горит лучиной, у меня одного пылает костром! А захочешь, и у тебя будет!

Воронцову были противны нашептывания колдуна, но желанны знания! Он смог бы, да, смог бы приспособиться и потерпеть такого учителя, если бы не то, что случилось вчера, если бы не мор в деревне, если бы не сожжённый поп.

– Поди прочь! – крикнул Георгий и оттолкнул колдуна. – Ты людей губишь без счёта – попа сжег, крестьян погубил, разум забрал! Нет тебе веры!

– Ох, ох! Больно меня словом уязвляешь, ох, больно! Хе-хе. Попа-то не я сжег, сам он, ха-ха, поверил «раскольнику». Но ты молодец, молодец! Не совсем несмысель пустоголовый. Хе-хе! – Колдун стукнул себя по голове и ухнул так, как дразнятся обычно дети. – Понял кой-чего! Хочешь быть сильным – скрути ближнего! Хе-хе-хе! Вот и первый урок прошёл! Э-э-хе-хе-хе!

Злодей схватился за впалый свой живот и стал кривляться, будто потешается. Но Георгий более не обращал на него внимания, и тот вскоре удалился в княжий шатёр.

День проходил в приготовлениях к новой атаке – пушкарям удалось завалить часть тына так, что справа от ворот образовалась брешь сажени в три. После этого батарея палила лишь затем, чтобы не давать осаждённым спокойно латать прореху в стене.

Колдун увёл причастившихся за пределы лагеря, так как друзья и родственники, наглядевшись на бессловесных истуканов, стали перешептываться меж собой. На бунт это не походило, но и на готовность к штурму тоже.