Книга Улей, страница 74 – Грегг Олсен

— Хизер, я видела, как ты повела себя там.

Хизер на мгновение опустила глаза и затем посмотрела Марни в лицо.

— Не понимаю, о чем ты. Где?

— Утром. В вестибюле, когда мы случайно столкнулись.

Хизер взяла бокал вина, что Марни заказала для неё, и покрутила его в сиянии свечи, взбалтывая красную жидкость.

Гранаты и рубины, подумала Марни. Восхитительно.

— Марни, я не хочу иметь с тобой дел.

— Ты плохо со мной обошлась. Сама это знаешь. И я знаю. И Она тоже.

— Она? — переспросила Хизер и тут же осеклась. — О! Да.

Марни, конечно, имела в виду Бога. Вот уже много лет Хизер вспоминала о Ней не чаще, чем о Марни.

— Прости за инцидент в вестибюле, — извинилась Хизер. — Я растерялась.

Марни старалась смутить её пристальным взглядом.

— Тебе было стыдно.

— Нет, Марни, стыдно мне не было.

— Ты и теперь стыдишься меня. Стыд ведь как кожа, что сбрасывает змея, клочьями висит на тебе, никак до конца не слезет. Стыд — обратная сторона любви.

— Марни, я пришла сюда не для того, чтобы ты давала мне оценку. Честно говоря, сама не знаю, зачем я пришла.

Давала оценку. Она по-прежнему пользовалась терминологией Марни. Исповедовала её философию, только в более обтекаемом варианте.

— Может для того, чтобы поужинать. — Марни пододвинула меню к своей протеже. — Просто захотела поесть.

— Марни, я пришла, потому что нас связывает прошлое. Прошлое, которое, если честно, лишь помешает мне делать то, что я должна ещё сделать в этой жизни.

К ним подошел официант, и они обе заказали салат из шпината с соусом. Без сухариков.

— Видишь? — не преминула отметить Марни, когда официант удалился. — Мы с тобой до сих пор похожи.

Хизер сердито посмотрела на неё.

— Это не так.

Марни повела глазами.

— Шуток, что ли, не понимаешь, дорогая? Впрочем, ты всегда была слишком серьёзной. — Она взболтнула вино в бокале и кивнула на бокал Хизер.

— Попробуй. Вино отменное. Ты ведь всегда любила что подешевле.

Хизер резко встала в знак протеста, но Марни лишь рассмеялась и коснулась её руки.

— Выпей, пожалуйста. Иначе точно взорвешься. — Она приподняла свой бокал. — Залей огонь!

Качая головой, Хизер опустилась на своё место и пригубила вино.

Выпив по бокалу, они заказали по второму. Потягивали вино в даже почти приятном молчании, пока официант не принёс им салат.

Марни наколола на вилку листик шпината.

— Наше общее прошлое тебя пугает.

Хизер положила вилку на стол.

— Нет. Меня пугаешь ты. И всегда пугала. Я ошибалась, воспринимая твое влияние на меня как нечто благотворное. Теперь я смотрю на это иначе.

— Потому что теперь ты сама наделена властью? Да?

— Возможно. Но тебе я сейчас пытаюсь втолковать другое. Я баллотируюсь в Сенат и не могу допустить, чтобы моё имя как-то связывали с твоим. Никто не знает, что я работала с тобой.

— У меня в подчинении.

— Думай как хочешь, Марни. Я просто хочу донести до тебя: держись от меня подальше. Оставь меня в покое. И не смей рассказывать о нас, о наших отношениях, о том, чем мы занимались. Этого я не могу забыть, как ни пытаюсь.

— Мы не делали ничего предосудительного, — возразила Марни. — И ты это прекрасно знаешь.

— Зря я согласилась на эту встречу. Это была ошибка. Мне пора. Пожалуйста, если у тебя остались хоть какие-то чувства ко мне, больше не беспокой меня. Мне выпал шанс искупить свой грех, и я не позволю ни тебе, ни кому другому помешать мне в этом.

— Послушай, сестра, — сказала Марни. — Ты мне обязана, и я хочу, чтобы ты вернула долг. — И затем она четко изложила свои требования. Хизер разинула рот от изумления. Марни буквально смеялась над ней, но постаралась, чтобы её поняли. — Послушай, Хизер. Я на пороге великого открытия, и твой долг как члена «Улья» помочь мне. Ты дала клятву.

Хизер думала, что за минувшие годы она сумела отмежеваться от своего прошлого, — но, оказывается, не совсем.

— Марни, тот пароход уплыл много лет назад, — произнесла она. — «Улей» боролся не за расширение прав и возможностей женщин. Вся его деятельность была поставлена на твоё обогащение, укрепление твоего влияния. Так что лучше держись от меня подальше.

С этими словами Хизер встала, порывшись в кошельке, вытащила две купюры — десятку и двадцатку — и положила деньги на стол. Губы ее были плотно сжаты, и Марни заметила, как на её лице из-под макияжа проступает испарина — косметика того и гляди расплывётся.

— Не смей больше тревожить меня и угрожать мне, Марни. Я — член Палаты представителей, скоро стану сенатором. Не думай, будто я не смогу или постесняюсь раздавить тебя, как жука.

Марни осталась одна в кабинке. Посетители в баре галдели, рассказывая о том, как они живут, чего добились в жизни. Хвастались. За каждым столиком проводился своего рода конкурс. Кто лучше устроил свою судьбу? Чьи дети умнее? У кого из их компании грудь больше?

Она уткнулась взглядом в свою тарелку. Салат потерял свежесть, бокал опустел. Официант заметил, что она смотрит на грязную посуду, и кинулся к ней. Взмахом руки отсылая его прочь, Марни поймала своё отражение в серебряной ложке. Обычно саморефлексия была ей не свойственна, но сейчас она задалась вопросом, что Хизер увидела в ней такого особенного, чего сама она в себе не способна разглядеть. Если, конечно, она не лгала. В своей жизни Марни совершала ужасные ошибки, делала то, о чем теперь сожалела, но она знала: обратного пути нет. Жизнь нельзя остановить и заново запустить, как мотор. Жизнь идет по кругу, всегда движется, вращается, меняется. Хизер жестока и неумолима. Она строит свою собственную империю, свой собственный «Улей» на политическом поприще.

Марни не готова была смириться с тем, что её отвергли, проигнорировали.

Она искренне не понимала, почему женщины, с которыми она была наиболее близка, ушли от неё. Она же старалась, чтобы у них было всё самое лучшее. Они вместе боролись. Несли просвещение в массы. А теперь все они отвернулись от неё.

В Марни закипала злость.

Ей были известны их секреты.

И, если придется, эти секреты она предаст огласке.

* * *

Той ночью в своем номере отеля Ричард Джарред предавался плотским утехам с женой под дорогими сатиновыми простынями. Их близость не была овеяна страстью: так, секс ради секса, который обычно не доставляет истинного наслаждения. Охлаждение между ними наступило давно. Слишком давно. Ночь в Сиэтле выдалась безоблачная. Они лежали, глядя на огни города, и оба думали об одном.