Онлайн книга «Сто страшных историй»
|
Она все равно боялась. Тут я ничего не мог поделать. – Твой муж сейчас в доме? Я прекрасно знал, где находится Мэмору. Я просто надеялся, что безобидный вопрос успокоит женщину. – Да, господин. Он ест. Уже лучше. Хоть пару слов от себя добавила. – Пусть ест, это ничего. И пусть никуда не уходит. Ты тоже будь здесь. Занимайся домашними делами, как обычно. А я схожу за свидетелями – и приступим. Ваши соседи хорошо знают Мэмору? – Да, господин. – Они знали его мать? – Мать Мэмору? Она умерла, господин! – Мне известно, что она умерла. Ваши соседи хорошо ее знали? Пауза. Растерянность. Сомнение. Мне не требовалось видеть лица Асами, чтобы все это уловить. – Не знаю, господин. Наверное, господин. – Продолжай, не бойся. – Эйта ее хорошо знал. Мы у него тофу на продажу берем. Не дожидаясь следующего, вполне очевидного вопроса, Асами указала рукой в сторону соседнего дома. Ну, уже что-то. Для начала хватит. – Жди меня. Оба ждите: ты и твой муж. Я вернусь со свидетелями. * * * – Заявление о фуккацу? Свидетелем? А что, могу и свидетелем! Эйта – румяный старичок-колобок – был живым воплощение бога Дарумы, подателя счастья и радости. Обнажен по пояс, являя взорам внушительный живот, Эйта степенно оглаживал то свое впечатляющее вместилище счастья, то седенькую бородку. Когда он радостно улыбался, а он это делал постоянно, от глаз разбегались веселые лучики морщинок. При этом Эйта не забывал помешивать кашицу из перетертых соевых бобов – варево бродило в огромном котле, под которым едва теплился огонь очага. – Сейчас, оденусь только… И завопил во все горло: – Айна! Айна! Иди сюда, пригляди за котлом. Кисловатый запах, что шел от котла с будущим тофу, был не слишком аппетитным. Тем не менее, голод мой разгорелся с новой силой. Что за напасть такая сегодня?! Отвернувшись, я сглотнул наполнившую рот слюну. Из дома вприпрыжку выбежала совсем еще юная девушка в нарядном кимоно цвета весенней листвы. Дочь? Вряд ли. Внучка, не иначе. Зарделась, увидев меня, низко поклонилась – и, с привычной ловкостью подвязав рукава, сменила деда у котла. Плоской деревянной мешалкой она орудовала не хуже Эйта, при этом успевая коситься на меня и улыбаться украдкой. Вот ведь! Настоящий дом радости. Сам не заметил, как настроение поднялось. С немалым трудом я стер с губ ответную улыбку. Я при исполнении! Некогда нам девчонкам глазки строить. – Как оденетесь, идите во двор Мэмору. Ждите там. 4 Кушай, бабушка! Пока Асами бегала в дом за циновками и подушкой (циновки – всем присутствующим, подушка – лично господину дознавателю), пока расстилала циновки во дворе, то и дело прерываясь на досмотр коптильни – не пригорает ли тофу… Подготовка к началу дознания затягивалась, ускорить ее вряд ли было возможно, и я от нечего делать бродил по двору – сколько там того двора? – а позже свернул за дом. Узкий проход между забором и западной стеной жилища вывел меня в скромный сад. Три абрикоса, одна сакура – и буйные заросли бурьяна, где с легкостью укрылась бы небольшая армия хитоцумэ-кодзо: одноглазых мальчишек-призраков, тех еще пакостников, если верить рассказчикам страшных историй. Бурьян шевельнулся. – Кушай, – произнес детский голос. – Ну кушай же! Кажется, в этом доме все помешались на еде. Я сунулся в бурьян и обнаружил мальчика лет пяти. Нет, не призрак: оба глаза на месте, просто красные, заплаканные. Малец был голым по пояс, в широченных штанах цвета мокрой земли. Ну да, сосед Мэмору тоже встретил меня с обнаженным торсом. Принято у них так в квартале, что ли? Увы, комплекцией ребенок ничуть не напоминал жизнерадостного толстяка – даже в миниатюре. Ребра сквозь кожу пересчитать можно. – Кушай, бабушка! Грубо вырезанная кукла – деревяшка с паклей вместо волос – была наряжена в жалкое подобие женского кимоно. В дырку, изображавшую широко разверстый рот куклы, мальчик совал какие-то крошки. Крошки вываливались, падали в густую траву, терялись в ней. Но мальчик был настойчив: – Кушай, бабушка! Пожалуйста! – Не хочет? – посочувствовал я. – Не хочет, – кивнул малец с убийственной серьезностью. Поднял на меня взгляд: – Вы кто? – Торюмон Рэйден. А ты? – А я Арэта. Вы к папе в гости пришли? – Ты сын Мэмору? – Ага. И мамин. – Да, я пришел к твоему отцу. Но не в гости, а по делу. – У меня тоже дело есть! – вздохнул Арэта. – Я бабушку кормлю. Только вы папе не говорите, хорошо? – Почему? Разве ты делаешь что-то плохое? – Папа заругается. – Думаешь? – Ага. Стукнуть может. Больно! По спине пробежали зябкие мурашки, словно из гущи бурьяна вдруг пахнуло холодом. Такой себе привет из недавнего прошлого. – Это твоя бабушка? – я указал на куклу. Мальчишка опять кивнул: – Да. Я ее сам сделал. В памяти хищной рыбкой всплыла кукла-талисман Каори, моей приемной сестры. История с неукротимым духом ее брата Иоши, самонадеянным монахом-двоедушцем… С тех пор я на любую куклу поглядывал с подозрением. Кажется, я знаю, почему разносчику Мэмору не нравится безобидное занятие сына. Мне оно тоже не нравится. Папа заругается, может стукнуть? На месте папы я бы пресекал такие штучки в самом начале. Что за чушь в голову лезет?! Отец Арэты и есть сейчас бабушка Арэты. Если не врет, конечно. Ее дух – в его теле, а не в этой дурацкой деревяшке. В руках у мальца – обычная кукла, это не опасная сарубобо. О да, в результате двух последних дел я стал истинным знатоком талисманов. А насчет того, врет Мэмору или не врет – при дознании выясним. – Хорошо, я не скажу твоему отцу. Но, боюсь, бабушка не станет есть. Ты ведь знаешь, что она умерла? Зря я так. Если мальчишке неизвестно о смерти бабушки, ему следовало бы услышать это от родных, а не от чужого самурая. – Угу, – по-взрослому кивнул Арэта. – Знаю. Она и сейчас не ест, и раньше не ела. Холодная лежала. Есть не хочет, не может. Я ей: «Кушай, бабушка!» А она молчит. Не кушает. И сейчас тоже. Жалко. Голодная… Он склонился над куклой: – Кушай, бабушка. Пожалуйста! Знал, выходит. Каори тоже долго не верила в смерть брата, услужливо подсказала память. Девочка была отчасти права, и Арэта тоже в чем-то прав: его бабушка умерла, но для внука она жива. Если так, почему бы не предложить ей еды? В конце концов, все мы во время праздника Обон угощаем духов предков, явившихся к семейному алтарю. |