Книга Итальянские каникулы, страница 71 – Сьюзен Элизабет Филлипс

Чудо, что их связь до сих пор не оборвалась, хотя трудно представить, чтобы что-то просто оборвалось, когда речь идет об Изабел. Нет, их связь непременно закончится громовым взрывом.

Одна эта мысль угнетала так, что он не сразу расслышал продолжение речи Анны.

— …но это теперь ваш дом, дом вашей семьи, и вы будете возвращаться. Поэтому, если мы устроим фиесту в этом году, можно начать новую традицию, верно?

Он не мог представить, что вернется один, без Изабел, но все же разрешил Анне делать все, что та пожелает.

* * *

— Вы не одна из тех, кто считает, что беременным женщинам не нужен секс? — осведомилась Трейси, осуждающе глядя на Изабел. — Потому что если так, поглядите хорошенько на этого человека и скажите, как любая женщина, беременная или нет, может перед ним устоять?

Гарри как-то умудрялся выглядеть одновременно смущенным и счастливым.

— Об этом я ничего не знаю. Но в самом деле, Изабел, в этом больше нет необходимости. Определенно никакой. Времени поговорить у нас было больше чем нужно, а списки, которые вы просили нас составить, очень помогли. Я не совсем понимал… просто не знал… — Улыбка осветила его лицо. — В жизни не представлял, что она так меня любит.

— И я не представляла, что его восхищает мой характер. — Трейси восторженно вздрогнула. — Я думала, что знаю о нем все, но ошиблась.

— Подождите еще немного, — попросила Изабел.

— Что вы за семейный консультант? — возмутилась Трейси.

— Да никакой. Я просто импровизирую. И с самого начала твердила, что не занимаюсь этим, но, вспомните, именно вы меня позвали. Верно?

Трейси вздохнула:

— Мы просто не хотели снова все испортить.

— В таком случае обсудим сегодняшние списки. Вы оба представили те двадцать качеств, имеющихся у партнера, которыми хотели бы обладать сами?

— Двадцать одно, — объявила Трейси, — включая его пенис.

Гарри рассмеялся, и они поцеловались, и от жестокого укола зависти у Изабел заныло сердце. Ничего не скажешь, брак иногда вознаграждает супругов, но только тех, кто сможет пережить хаос.

— Скорее! Они ушли!

Изабел от неожиданности уронила ручку при виде взъерошенного Рена, ворвавшегося в заднюю гостиную, где она мирно сидела за изумительным бюро восемнадцатого века, занятая письмом к нью-йоркской приятельнице. И поскольку семейство Бриггсов только что отбыло на ужин в Касалеоне, не было необходимости расспрашивать Рена, о чем тот толкует.

Изабел нагнулась, чтобы подобрать ручку, но Рен молниеносно сташил ее с кресла. В последнее время его настроение менялось каждую минуту. Только сейчас он смотрел на нее так, словно хотел откусить голову, и тут же в глазах загорались дьявольские искорки. И чем дольше они были вместе, тем отчетливее Изабел чувствовала бушующую в его душе битву между личностью, какой он считал себя, и человеком, которому больше не было уютно жить в шкуре отрицательного героя.

Рен мотнул головой в направлении двери:

— Пойдем. Думаю, до их возвращения у нас есть часа два.

— Определенное место?

— Фермерский дом. Здесь слишком много народу.

Они буквально слетели с холма, едва не сломали дверь и помчались наверх. Изабел не останавливаясь немедленно втолкнула его в спальню поменьше.

— Чистые простыни.

— Можно подумать, это долго продлится.

Изабел стащила одежду, пока он запирал дверь, закрывал ставни и включал свет. Маломощная лампочка погрузила комнату в полумрак.

Рен швырнул содержимое карманов на тумбочку и тоже разделся. Изабел, уже лежавшая на узкой кровати, повернулась на бок, чтобы дать ему место. Рен ткнулся носом в ее шею и расстегнул браслет.

— Я хочу, чтобы ты была совсем голой… для меня, — прошептал он, и при звуках хрипловатого властного голоса ее соски превратились в камешки. Когда он зарылся губами в ее ладонь, Изабел закрыла глаза.

— Голой, если не считать… — проговорил он прямо ей в ладонь, прежде чем потянуться к тумбочке. Секунду спустя на запястье сомкнулся холодный металл.

Изабел пронзительно взвизгнула и открыла глаза.

— Что ты делаешь?!

— Беру власть в свои руки.

Он сжал оба ее запястья, и закованное в наручники и свободное, и рывком поднял ее руки к изголовью.

— Немедленно прекрати!

— Ни за что.

Он продел цепочку сквозь прутья и защелкнул браслет наручника на втором запястье.

— Ты приковал меня к кровати!

— Я настолько порочен, что иногда сам себе удивляюсь.

Изабел безуспешно попыталась определить, сильно ли она расстроена. Но голова шла кругом.

— Это настоящие наручники.

— Я попросил выслать пару бандеролью.

Его губы скользнули по внутренней стороне руки, чуть повыше подмышки. И хотя Изабел честно пыталась вырваться, по коже пробежали волны восхитительного озноба.

— Разве не знаешь, что нельзя удерживать людей в рабстве? — выдохнула она, когда он нашел сосок, глубоко втянул в рот и стал сосать. — Это… это противозаконно.

— Я никогда не обращал особого внимания на глупые законы, — сообщил он, продолжая атаковать ее бедный беззащитный сосок, но Изабел не позволяла себе отдаться чудесному трепету, пока не выскажет своего мнения.

— Запрещено даже пользоваться настоящими наручниками, только такими, которые можно легко расстегнуть. — Она подавила стон. — И они по меньшей мере должны быть снабжены мягкой подкладкой! Кроме того, твой партнер должен согласиться на такую процедуру… я уже упоминала об этом?

— Вряд ли.

Он уселся на корточки, раздвинул ее колени и стал демонстративно любоваться зрелищем. Изабел поспешно облизнула губы.

— Так вот, я упоминаю сейчас. Его пальцы запутались в завитках.

— Принято к сведению.

Она сильно прикусила губу, когда он открыл ее.

— Я… я написала… ой… статью… когда работала над диссертацией.

— Понятно.

Чувственные бархатистые интонации ударили по ее нервным окончаниям. Движения его пальца ощущались как прикосновения теплого влажного пера — ласкающего, гладившего, высекавшего непроизвольную ответную реакцию.

— Тебе также необходимо… кодовое слово, чтобы использовать… ах-х-х… если дело зайдет слишком далеко.

— Можно. У меня даже есть парочка идей, — ответил он, чересчур скоро отнимая руку, ложась сверху и что-то шепча ей на ухо.

— Но они не должны быть сексуальными.

Она провела коленом по внутренней стороне его бедра.

— Ну, что в этом забавного?