Книга 1918: Весна империи, страница 75 – Владимир Марков-Бабкин

Самолеты приближались, и я махнул рукой банде Георгия, призывая их на трибуну. Во-первых, отсюда лучше видно, а во-вторых, это давало мне возможность, не привлекая ничьего внимания, похлопать по плечу своего тайного сына и деда одновременно.

Да, жизнь полна чудес, сюрпризов и связанных с ними разных сложностей.

И вот сотня воздушных машин уже почти над нами. Нахожу взглядом головной «Муромец» и, наклонившись, указываю Мише на самолет.

– Михаил, там сейчас летит твоя мама!

И моя прабабушка.

Се ля ви.

Толпа взорвалась новым приступом восторга, когда из каждой воздушной машины посыпались уже известные всем конфетти и ленты.

Во-первых, это красиво. А во-вторых, я же должен был показать послам, что тонкий троллинг британской эскадры действительно был частью репетиций парада.

Ну, почти.

Впрочем, все всё поняли, а я просто даю возможность кое-кому сохранить лицо.

Да, тем более что и морская часть парада сейчас приближалась к восторженной публике. И пусть это вовсе не те корабли, которые шли на британцев у Дарданелл, но формально это тоже парад, не так ли?

Империя Единства. Ромея. Константинополь. Малый императорский дворец. Павильон Шале. Квартира их величеств. 12 мая 1918 года

Я задумчиво осматривал здание после окончания ремонта. С одной стороны, это действительно легкий деревенский домик, типа моего излюбленного Марфино. С другой – это достаточно большая халабуда, длиной в сто двадцать пять метров и шириной в двадцать пять. Причем местами в два этажа.

Конечно, до роскоши и удобств Дворца Единства этому Шале далеко, но, во-первых, когда меня заботила роскошь? А во-вторых, удобства обеспечить не так сложно, поскольку у меня достаточно средств и ресурсов, включая человеческие, чтобы все, что мне необходимо, обеспечить в кратчайшие сроки.

Из преимуществ тут была полная изоляция здания от внешнего мира, поскольку от проезжей дороги Шале отделяло добрые двести пятьдесят метров парковой зоны, которая к тому же прикрывалась многочисленными и вытянутыми вдоль дороги корпусами Малого императорского дворца. Да и от самих зданий дворца Шале отделялось двором и высокой кованой решеткой охраняемого периметра. И это не говоря уж о том, что от моря нас тут прикрывал километр расстояния и живописная, но мощная насыпь, сооруженная за последние полгода с приморской стороны парка, которая, по всем расчетам, должна была отразить и пустить поверх дворца ударную волну, сопоставимую со взрывом в Галифаксе, когда из-за взрыва транспорта со взрывчаткой и селитрой снесло полгорода в декабре прошлого года.

Возможно, это у меня какой-то пунктик, но, во-первых, слишком много на меня покушались, а во-вторых, если Емец до этого додумался, почему не могут додуматься другие? Впрочем, Емец как раз предлагал одновременно подорвать подобные суда и склады во всех основных портах Великобритании, но это не суть.

Суть в том, что такая возможность существует и ее вероятность отнюдь не нулевая.

Собственно, я осматривал Шале, размышляя над вариантом перевозки Маши с детьми из Дворца Единства. Слишком уж там было беспокойное место. Во всех смыслах. И то, что приятно радовало вначале, серьезно напрягало сейчас.

И слушая тогда Емца, я вспомнил тот случай с Николаем, о котором упоминал граф.

6 (19) января 1905 года в праздник Крещения, во время водосвятия на иордани на льду Невы, перед Зимним дворцом, прямо в императора и членов его семьи был произведен «случайный выстрел» из одной из пушек Петропавловской крепости.

Газета «Новое время» писала тогда:

«Во время величественной иорданской церемонии, когда митрополит Антоний совершал водоосвящение и по сигналу ракеты в момент погружения креста загремел салют артиллерии, непостижимым образом в одном из холостых зарядов оказалось несколько патронов с пулями старого образца, которые при выстреле перелетели Неву, осыпали часть Иордани, коробку подъезда и колонны Зимнего дворца, оставив на них заметные следы. Одной пулей пробило знамя морского корпуса, одной пулей ранило городового; две пули пробили верхние стекла Николаевского зала и залетели в самый зал, упав под хорами».

Тогда все списали на случайность и халатность нижних чинов. Правда, городового не ранило, а убило. Попаданием картечи прямо в глаз.

Нужно ли уточнять, что фамилия погибшего городового была Романов?

И Ники тогда отнесся со всей серьезностью к этому знамению. Или не со всей.

Во всяком случае, из Зимнего дворца он сразу же переехал в Царское Село. И лишний раз старался в Зимнем не отсвечивать.

Могу ли проигнорировать слова Емца? Он профессионал, каких мало. Может, таких и нет вовсе.

Но вдруг есть, и что тогда?

Так что нет, береженного Бог бережет.

В принципе, домишко мне понравился. Скромно и со вкусом. Огромный парк опять же. Пруды, аллеи, фонтаны. Тут и так было красиво, а уж Ольга вообще устроила шедевр дворцово-паркового искусства, по которому сейчас как раз носились Георгий со своей шумной бандой.

Так что все хорошо.

Да и часть корпусов дворцового комплекса уже занята подразделениями Ситуационного центра, где имеется свой «Аквариум», так что в плане управления империей я ничего особо не потеряю, поскольку Ситуационный центр никогда у меня не находился в одном каком-то месте. Так было везде, в том числе и в Константинополе. Хоть атомную бомбу сбрасывай.

Разве что дворец Топкапы я приказал не заселять и не перепрофилировать. Будущим миллионам туристов тоже надо что-то показывать помимо новостроя, новодела и чудом уцелевших руин Византии типа остатков дворца Буколеон – последнего, что сохранилось от Большого императорского дворца в Константинополе.

Понятно, что во времена пандемии ни о каком туризме речь идти не может, но она ведь когда-то закончится. А мы пока подготовим всю инфраструктуру и в городе, и на берегах Средиземного моря. И я искренне надеялся со временем занять в этой сфере сотню-другую тысяч человек. Перефразируя известный фильм, Ромея – всеимперская здравница, всеимперская кузница и всеимперская житница.

И пусть с житницей пока у нас не все хорошо, но и здесь имеются перспективы. Чай не за Полярным кругом и не в пустыне.

Если осень переживем и до весны доживем.

– Ваше величество, аудиенции просит егермейстер двора граф Емец-Авлонский.

Оборачиваюсь к адъютанту.

– Пусть обождет в приемной. Я скоро подойду.

Империя Единства. Ромея. Константинополь. Малый императорский дворец. Кабинет его величества. 12 мая 1918 года

– Приветствую вас, граф.

Тот вытянулся.

– Здравия желаю, ваше императорское величество!

Указываю на кресло напротив:

– Присаживайтесь, Анатолий Юрьевич.