Онлайн книга «На линии огня»
|
– Ну надо же, как бывает в жизни. Вроде я тебя видел на арене. – Может, и видел. Но судьба развела. Маэстро стал фашистом, а я вот – перед тобой. – А как же тебя в сержанты произвели? Полковую школу, что ли, кончил? – Конечно. Но вдобавок имелось у меня кое-что раньше. Летом тридцать шестого мы с приятелями собрали отряд, реквизировали грузовик и стали колесить из города в город. И даже одного епископа расстреляли. От Кастельона до Валенсии ни одного фашиста в живых не оставили. – Кое-кто, может, все же уцелел? Касау улыбается, преисполненный пролетарской гордости: – Поверь, ни единого. Отряд наш назывался «Дети Ленина». – Прямо Ленина? Ни больше ни меньше? – Да. – Ну то есть знаешь, куда там нажимать, чтоб винтовка выстрелила? – Уж будь покоен. – А в бою бывал? – Опыта маловато, конечно. Но после вчерашнего уже книжку могу написать. – Тяжко пришлось? Касау затягивается окурком сигареты так глубоко, что пламя почти обжигает ему ногти. Задержав дым, очень медленно выпускает его. – «Тяжко» – это мало сказать, – произносит он наконец. – Нас послали следом за тремя танками и даже не сказали, что там впереди. Танки сильно оторвались от нас, и два были подбиты. Франкисты стали щелкать нас, как куропаток: перед боем было нас двести девяносто четыре человека, а когда назад пришли – двести семь. Да еще многие в плен попали… Капитана Мадонелля убили, и лейтенанта тоже, а наш политкомиссар, гораздый речи толкать, оказался последней сукой – сгинул куда-то, как сквозь землю провалился. – Теперь понятно, почему у твоих ребятишек вид такой смурной… – кивает Панисо. – Станешь тут смурной… Подрывник прячет окурок в жестяную коробочку и, хлопнув по прикладу винтовки, встает, чтобы из-за бруствера беглым взглядом оценить обстановку. И снова прячется. Неприятельский огонь немного утих. Франкисты почти не стреляют, и непонятно пока, хорошо это или плохо. – Говори, чего нам делать, – требует Касау. – Пока что размести своих мальцов вон в этом доме и вон в том, видишь? – показывает Панисо. – И скажи, чтоб не жались друг к другу, в кучу не сбивались. Вместе, конечно, веселей, но и шансов, что ухлопают, больше. Распредели их по одному, по двое на отделение к тем, кто там сидит. И пусть тихо сидят, носу не высовывают, если только не начнется настоящая мясорубка. – А я? – Будь при мне, если хочешь. И пойдем поглядим, что да как. Касау тоже собирается выглянуть из-за бруствера, но останавливается. Обрывает движение на середине, словно по здравом размышлении передумал. – А известно, кто там против нас? – Легионеры. – Ох, мать… Арагонцы из XIV бандеры Фаланги, взявшие восточную высоту, удерживали ее лишь два часа. После ожесточенного обстрела, заставившего их прятаться в трещинах скал, республиканцы, не дав им ни перестроиться, ни перезарядить оружие, ни укрепиться как следует, пошли в контрнаступление. Когда наконец сумели приподнять головы и приготовить оружие, противник был уже в нескольких метрах и вел яростную атаку. И фалангисты, еще недавно захватившие высоту, а потом оказавшиеся под орудийным огнем, после недолгого сопротивления извели последние патроны и гранаты и вынуждены были отступить в беспорядке, а вернее – бежать в панике. Пу-у-ум-клак-клак. Сатуриано Бескос и его товарищи с разряженными винтовками, с пустыми патронташами мчатся вниз по склону, прячась за скалы всякий раз, как вблизи разрывается мина. Кое-кто останавливается подобрать раненых, но большинство несется дальше в слепой панике, не обращая внимания ни на что, кроме возможности спасения. Пущенные с хребта 81-миллиметровые мины прилетают по длинной пологой дуге без предупреждения, беззвучно и рвутся, разбрасывая во все стороны осколки камней и стали, состригая кустарник, калеча и убивая людей. Пу-у-ум-клак-клак. Вот одна мина рвется впереди – так близко, что Бескос видит оранжевый сполох, и плотный сгусток пыли и воздуха бьет ему в лицо, отбрасывает назад. Чувствуя, как бесчисленные осколки жалят его в голову, в грудь, в руки, он падает на спину, ударяется затылком и, оглушенный, ворочается на земле, тщетно пытаясь встать. Миномет, о господи. Миномет. Это первое, о чем он испуганно думает, едва лишь вновь обретя способность думать. И в меня, похоже, попали, эти сволочи меня изрешетили. А я, как назло, не надел каску. Но вот ему удается наконец пошевелиться, и он с тревогой ощупывает себя – грудь и руки, – отыскивая раны. Голова словно онемела, и какое-то странное тепло разливается по лбу между бровей и вниз, к носу. Тогда он дотрагивается до лба и потом, взглянув на пальцы, замечает на них кровь. Осколком мины – в голову. Боже мой… Он продолжает в испуге ощупывать голову, пытается пальцами определить, глубока ли рана под сломанной костью. В этот миг он видит склонившееся над ним грязное, закопченное лицо Себастьяна Маньаса. – Не трогай, – говорит тот. – Дай я посмотрю. Осматривает рану и с улыбкой хлопает Бескоса по щеке: – Дурачина ты, камнем ушибло. Всего лишь. – А кость? – Цела твоя кость. Кожу рассекло, и шишка вскочила. Бескос сплевывает едкой горькой слюной: – А чего же кровь хлещет, словно свинью зарезали? Маньас осматривает теперь его грудь и руки. – То же самое. Мелкие камешки отскочили. – А яйца? – На месте. Ничего им не сделалось. – Точно? – Точней некуда. – Ну слава богу. Покуда Маньас обвязывает ему лоб платком, совсем неподалеку разрывается еще одна мина, летят во все стороны камни и земля, засыпая припавших друг к другу парней. – Давай-ка выбираться отсюда, Сату. Он помогает товарищу подняться, одной рукой обнимает его за плечи, другой – обхватывает вокруг поясницы. – Да не надо, я сам могу, – возражает Бескос. – Чего ты можешь, дурачина? Так, в обнимку, они спускаются по обратному скату высоты и присоединяются к тем, кто уже успел убраться из-под обстрела: они собрались на прогалине в сосняке, на тех самых позициях, которые две роты занимали в ночь перед атакой на высоту. – Пилотку потерял, – спохватывается Бескос. – Да ладно. Другую возьмешь – сегодня их вдоволь. Один за другим, запыхавшись от бега, еле переводя дыхание, появляются оборванные фалангисты, валятся наземь, переглядываются. Водят еще ошалелыми, блуждающими глазами, ищут товарищей. Лоренсо Паньо и капрал Авельянас при виде Бескоса и Маньаса идут им навстречу. Все четверо обнимаются. |