Книга Я начинаю жить, страница 56 – Энни Янг

— Да и не мог я отказать внуку своих друзей, — продолжает он чуть погодя. — Пришлось согласиться, о чем ничуть не жалею. Потому как рад, что его избранницей стали вы, девушка начитанная и интеллигентная.

— Боюсь, вы ошибаетесь на счет интеллигентности, — присаживаюсь я на краешек мягкого сиденья.

— Отнюдь. Вы же воспитанны? Порядочны? Умны? Цените культуру, так?

Я неуверенно киваю:

— Скорее да, чем нет.

— Ну, не скромничайте, — мягко просит он. — Я же всё сам прекрасно вижу. Девушка вы хорошая, а у меня нюх на хороших людей. А вы к тому же и разделяете мои интересы. Мы с вами оба страдаем любовью к книгам. В хорошем смысле, естественно, — улыбается мужчина.

Тут раздается глухой стук в дверь, и в комнату входит Надежда.

— Наденька, поставьте поднос на стол, — велит ей Николай. — Кстати, вы сегодня уже закупались продуктами?

— Еще нет, — отвечает та, ставя поднос с двумя чашечками кофе на столик.

— Ну и славно, тогда отправляетесь сейчас. Купите мне заодно щеточку для обуви.

— Я же вам в прошлом месяце покупала, — недоумевает она.

— Старость не радость, Наденька. Старость не радость. Понятия не имею, куда подевалась. Где оставил, ума не приложу, — и смешно всплескивает руками.

— Хорошо, Николай Геннадьевич. Что-нибудь еще?

— Нет, можете ступать.

— Спасибо за кофе, — благодарю я ее. Она застывает в дверях, поднимает взгляд на меня и равнодушно произносит:

— Не за что, — после удаляется.

— Не обращайте внимание. Надежда — женщина с характером, иногда бывает просто невыносимой, но человек она неплохой.

— Верю.

— Пройдемте туда. И захватите поднос, пожалуйста. Руки уже не те, — жалуется он на старость, — боюсь, опрокину невзначай.

— Конечно, я возьму, — и тут же торопливо подхватываю деревянную ношу.

А это случайно не тот же поднос, на котором Игорь приносил мне завтрак в постель? А нет, тот побольше был, вмещал аж два блюда. Но при мысли об этом я невольно вспоминаю то утро. Поцелуй со вкусом шоколада. Ух. Это было волнующе и безумно… ярко.

Покачав головой, отгоняю так не вовремя возникшее наваждение. Надо же, даже мысли о нем заставляют меня гореть…

Мы свернули вправо и оказались перед книжным шкафом. Пока я озиралась по сторонам, перед нами открылась потайная дверь, тоже вся обставленная книгами. Я и не заметила, как он это сделал, куда нажал.

— У вас тут прям как в кино. Загадочные потайные двери. Невидимые кнопки. — Я с восхищением рассматриваю тяжелую, толстую, набитую книгами дверь.

— Как в кино, — усмехнувшись, повторяет Николай и, нащупав в стене кнопку выключателя, щелкает по ней. Лампочка под потолком незамедлительно окрашивается в желтый, разливая по помещению теплый свет. — Кино тоже где-то снимают. Необходимы реальные локации, настоящие жилые дома. Картонными декорациями далеко не уедешь.

— Согласна, — и глазами внимательно обвожу комнату, в которую попала. Небольшая каморка, по периметру вся обставленная книжными стеллажами, на полках которых преимущественно теснятся увесистые старые фолианты с помятыми уголками и потрепанными от времени и многочисленного пользования корешками. Интересно. А потом вдруг до меня доходит. — Постойте, вы же не хотите сказать, что здесь, у вас дома, проходили съемки фильма?

Он заливисто начинает смеяться.

— Нет, что вы. — Он садится в одно из кресел, стоящих напротив друг друга. Сбоку маленький столик. — Во-первых, никто о моих тайных дверях — а их у меня в доме много — не знает. Во-вторых, разве я бы позволил посторонним людям свободно расхаживать по моему дому? Пусть даже если это знаменитые актеры, режиссеры и прочие медийные личности.

— Признаться, удивлена.

— И что же вас удивляет? А вы присаживайтесь, не стойте.

— То, что вы открыли мне, постороннему человеку, свое тайное убежище. — Усаживаюсь напротив, аккуратно ставя поднос на столик.

— Я решил, что вам можно доверять. — Это прозвучало как-то двойственно: вроде как факт, но в то же время как скрытый вопрос.

— Конечно, — решаюсь ответить на всякий случай.

Николай едва заметно кивает своим мыслям, затем, опомнившись, произносит:

— Вы пейте, остынет. — Он указывает на мой кофе и берет свою чашку.

Подношу ароматный напиток к губам.

— Пахнет превосходно. Надя умеет варить кофе, — замечаю я, втягивая носом приятный кофейный запах.

— С кофемашиной особого умения не требуется. Даже я бы справился.

И мы оба, обменявшись взаимными улыбками, попиваем сей прекрасный напиток.

— Николай Геннадьевич, а можно задать вопрос? — неуверенно начинаю я, водя пальцем по краю кружки.

— Конечно, можете спрашивать обо всём, что вас интересует? — Он внимательно смотрит на меня.

— Правда? — Мужчина кивает и я продолжаю: — Ну хорошо. Тогда маленькая просьба.

— Какая же?

— Не могли бы вы обращаться ко мне на «ты»? «Вы» как-то слишком официально. Да и я намного младше вас, даже как-то неудобно… слышать от вас «Вы» в свой адрес.

Старик некоторое время выдерживает паузу, раздумывает, после чего произносит:

— Помнится, в детстве — лет девять-десять мне было в ту пору — ко мне впервые обратились на «Вы». К маленькому мальчику, представляете? Тогда как повсюду звучало английское «you» — местоимение, лишенное конкретики. Не позволяющее делить людей на «ты» и «Вы». А тут русский человек обращается к тебе на «Вы». Вот скажите мне, какова была моя реакция в тот судьбоносный момент?

— Наверно, бурная, — предполагаю я.

— Бурная, — и короткий смешок. — Не то слово. Меня переполняла гордость! Я был так горд собой, что из ушей валилась эта самая гордость. А самое главное, я был безмерно счастлив. Даже удивительно, — качает он головой, словно не веря, что это было с ним. — А вы говорите, неудобно. Забавная вы, нынешняя молодежь. Выкают — радуйся, ведь это элементарный признак уважения.

— Хорошо, можете продолжать мне выкать, — улыбаюсь я. — А вот вы упомянули английский… вы жили в Европе?

— Да. Я родился там. В Англии.

— Да ладно? Вы британец? Я думала, вы русский. Точнее вообще не думала. Я и предположить не могла… говорите вы без акцента.

— Пусть я и родился далеко отсюда, всё же считаю себя русским. Родители были русскими. Переехали в Англию, когда меня еще на свете не было, — сообщает он, смахивая с коричневого жилета маленькую пушинку и поправляя воротничок своими длинными худыми пальцами.

— Надо же. У вас, наверняка, была интересная жизнь.

— Почему была? Она и сейчас кипит своим причудливым замыслом. — Нарочито важный тон в его словах заставляет меня хихикнуть: