Онлайн книга «Музыкальный приворот. Книга 1»
|
Я вздохнула, не зная, чем себя занять. Матери и сына больше не было слышно. О, на столике-тумбочке (сложно идентифицировать, что это за предмет мебели) потрепанный темный блокнот и ручка. Я сделала пару шагов и от скуки открыла его. Что тут записывает Антончик? Это что? Стихи? Неужели Антоша правда стихи пишет? И так много… Вот же темная лошадка, а рассказал мне об этом только сегодня, когда я спросила его о хобби. Хотя почему он должен говорить мне это раньше, ведь я не интересовалась ничем подобным. Интересно, а что за стихи он пишет? Какие они? Про что? Вдруг его лирический герой — невообразимой крутой Марти Сью? Эта мысль показалась мне забавной. Почитать, что ли? Или это некрасиво, читать чужие блокноты и письма? Вообще-то да, но я точно знаю, что все девочки — прямые потомки той самой безносой Варвары, побывавшей на базаре и там же потерявшей одну из самых важных частей лица, ибо все мы любопытны до ужаса. Эх, хорошо быть бескультурщиной, как я. Ведь любопытство, к моему стыду, взяло верх, и я залезла своим длинным Варвариным носом в исписанные тонким красивым почерком страницы, вырывая торопливо куски текстов взглядом, так как я боялась, что Антон зайдет в комнату и увидит, как я лазаю по его личным вещам. Наверняка рад он не будет. Раз. Я тихо тебе проиграю. Два. Я скромно тебе поддаюсь. Три. Ты знаешь, я очень мечтаю Пробел. Что вскоре тебе улыбнусь.
Он встречал рассвет в одиночестве, Он забыл свое имя-отчество, Не хотел вспоминать он о прошлом. Ведь тогда все вокруг было ложным. ………………………………………………… ………………………………………………… Роса играла изрезанной кожей. Он уже не знал, что теперь ему можно. А чего нельзя и что теперь запрет? Что здесь есть табу? И лишь его обет Крик в ночи едва сдерживал………………… ………………………………………………… Осколки ласки. Я бы спел тебе песню о любви, доброте и о ласке. Я бы спел, но смотрю на тебя с опаской. Петь? Или рот ты заткнешь мне горящим взглядом? Скажешь: «Слушай, мальчик, заткнись, не надо»? Я бы нарисовал тебе картину яркими красками, Где был бы бал, джентльмены и дамы с масками. Где было бы пар влюбленных большое множество. Но ты медленно скажешь: «Картина — убожество». Я бы построил тебе дворец из стекла хрустального. Для тебя, совершенной, от меня — неидеального, Чтоб жила ты, как princess красивой романтик-сказки. Бей хрусталь. Только дай своей чертовой ласки. ………………………………………………………… ………………………………………………………… ………….Простишь? Когда-нибудь меня простишь? Я не со зла все это совершал, А может, гневно ты проговоришь: «Ты тварь. Я не хочу, чтобы ты дышал». И что тогда мне делать? Умереть? Или, расправив крылья, в небо взмыть? Чтобы твой образ в облаках стереть, И там же, в облаках, могилу рыть… ……………………………………………………….. ……………………………………………………….. Я любил тебя, глупая <запрещено цензурой> И хотел. До сих пор в моей душе скука. По тебе, <запрещено цензурой>, и твоим рукам. Хочешь играть со мной вновь? Нет, не дам. Стихи-стихи-стихи… Очень много — почти все страницы исписаны ими. Всюду одни рифмованные строки, зачеркнутые, исправленные, с непонятными пометками. Милые и одновременно злые. Эмоциональные и как будто безличные. Спокойные и взрывные. Непохожие на Антона. Но мне нравятся. Я люблю стихи, особенно сочиненные теми, с кем я общаюсь и кто мне дорог, но сейчас читать все полностью не могу — вдруг хозяин квартиры вот-вот зайдет сюда? Но чего это у Антона все сочинения такие депрессивные? Бедняга, от чего он мучается? Или это у него такой лирический герой несчастный? Я, оглядываясь на дверь, как заправский вор, переворачивала страницы, и на самой последней, к своему огромному смущению, но и к радости тоже, обнаружила задумчиво выведенное: «Екатерина», а рядом кучу геометрических рисунков и схематично начерченного ангела, держащего в руках солнце. Екатерина — это я, что ли? Как только я подумала об этом, воздух в легких стал горячее, голова чуть-чуть пошла кругом, а щеки то ли запылали, то ли побледнели — мне на лицо словно набросили тонкое, сотканное из самих облаков кружево. На лице появилась легкая воздушная улыбка. М-м-м, интересно, а мне стихи Тропинка-Малинка посвящал? Хоть один? Ведь какой-то девушке он там писал что-то… Вот было бы здорово, если и правда мне! Мне никто никогда не писал стихов! Вообще-то я привираю. Однажды Нелька в глубоком детстве писала в школьном сочинении: «У нас дружная семья: папа, дядя, брат да я. Еще сестра по дому бродит, только в рифму не подходит!». Помнится, я на такой шедевр очень рассердилась и съела Нелькино пирожное… И Нинка писала, да. В пятом классе, на поздравительной открытке, что-то вроде: «С днем рождения поздравляю, денег множество желаю». Она всегда была меркантильной. Но все равно хорошей. Потому что даже самые дурацкие, но искренние стихи лучше, чем списанные фразы-шаблоны, придуманные неизвестно кем… Я осторожно положила блокнот на место. Пусть Антон не знает, что я так нахально брала его личные записи и читала их, отбросив все этические принципы. И уже отошла было прочь, как что-то заставило меня обернуться. Голубой камень. Это был голубой камень, так хорошо знакомый мне! Тот самый камень, что я видела на шее Кея столько раз. Я с глухо бьющимся сердцем наклонилась к круглой тумбочке так низко, словно плохо видела лежащий на ней предмет. Мое внимание привлекло смутно знакомое украшение на серебряной цепочке. Я слегка дрожащими пальцами взяла в руки холодный сине-голубой топаз. Точно такой же, какой носил Кей. От внезапной догадки украшение выпало у меня из пальцев, показавшись невероятно тяжелым, и осталось лежать около ног, ярко и дразняще поблескивая на черном полу. Кажется, меня все-таки толкнули в яму. Кей… Антон… Кей… Антон… Фигуры… Голоса… Лица… Образы… этих двух молодых людей со страшной силой замелькали в моей голове, и мне пришлось схватиться за нее руками. Проклятое постоянное ощущение дежавю. Все сходится. Я его убью. И я. |