
Онлайн книга «Музыкальный приворот. Книга 1»
— Нелли, что там готовят? — пробормотала я, отбрасывая одеяло. Ответом мне было молчание. Как оказалось, сестра уже встала, и ее громкий писклявый голос слышался то ли на кухне, то ли в комнате у брата. Нет, скорее всего она вертится на кухне — еще бы, там что-то варят! Где вкусная еда, там и Нелька. И Нинка такая же. Зевая, я встала, нашарила босыми ногами тапочки, и, продолжая все так же сладко зевать, широко открывая рот, направилась к дверям. Когда моя рука уже потянулась к ручке двери, я сама себе сказала: — Стоп! У нас же гость. Глупый Антон, который вчера чуть не бросился под машину. Уж не знаю, хочет ли он вновь повторить свой подвиг и будем ли мы общаться в дальнейшем, но перед ним я что-то не горю желанием появляться в длинной белой ночной рубашке, расшитой мелкими розочками, спутанными волосами и сонным лицом с опухшими со сна глазами. Вот же досадно-то как. Теперь в своем собственном доме мне придется приводить себя в порядок ранним (ну пусть не очень ранним) субботним утром. Я переоделась, расчесалась и сделала хвостик. Подумала и помазала под глазами специальным гелем против темных кругов. — И где здесь «моментальное действие»? — скептически поинтересовалась я у своего отражения. Оно, естественно, промолчало. — Доброе утро, — безрадостно сказала я, придя наконец в любимое место сбора всей нашей семьи. В кухне собрались все, за исключением моего брата, который, судя по всему, еще отсыпался в своей комнате после утомительных ночных похождений в очередной игре. — Охаё годзаймас, [10] — сказала Нелька, прожевывая большущий кусок румяного блина. На столе их высилась целая горка. На самом верхнем блинчике сиротливо плавился желтый кусочек масла. Папа, что-то взахлеб рассказывая Антону, сидевшему тут же, про «тенденции постмодерна» и интертектуальность, только махнул головою. Светловолосый парень улыбнулся и сказал едва слышно: — Доброе утро. Леша мне хмуро кивнул. Наверняка это он тут готовил с утра пораньше. У Томаса, как я говорила, руки не предназначены для готовки, а мы с сестрой, как истинные дети своего отца, унаследовали этот папин талант. Только Леша почитался в нашей семье за шеф-повара. — Молчит твоя… заказчица? — Молчит, — ответил тот. — Она теперь вообще уехала в Москву. Чему я, собственно, и рад безмерно. — Откуда ты знаешь? — села я рядом с ним. — Вот знаю. Эта стерва, что тут вчера всех соседей на уши поставила, сегодня улетает. Мне нужно было переждать только один день. Я шепотом поинтересовалась у него: — А зачем ты ее бросил за один день до ее отлета? Подождать не мог? Тогда бы и скандала не было. — А я ее и не бросал. Она меня в ресторане увидела с другой девушкой. И понеслось… Слушай, какая тебе разница? Ты вообще еще маленькая. Сиди и ешь. Ах ты, черт! Ни минуты покоя! — услышал он, как зазвонил его сотовый телефон, лежавший на холодильнике. Леша схватил его и умчался в свою комнату разговаривать. — Папа, — повернулась я к болтающему без умолку Томасу, — ты уже Антону своими разговорами голову расплавил. — Ничего подобного! — запротестовал тот. — Мы культурно общаемся. — Ты культурно выносишь ему мозги. — И что ты за человек такой злой? Вот Ниночка, между прочим, очень добрый и отзывчивый человек. А ты со мной спорить готова до бесконечности! Ну, папа, ну зачем при этом малахольном ее постоянно упоминать, а? Я посмотрела на Антона — он слегка закусил губу и разглядывал пол, и я не могла понять, какие эмоции скрывает его лицо. Но я бы лично не выдержала столько упоминаний о том, кто тебе нравился и доставил тебе столько неприятных воспоминаний. Это милое чучело еще ничего — крепится, однако. А Нинка, не подозревающая о том, какой в моем доме сейчас находится гость, была в своем репертуаре — появилась в тот момент, когда ее вспомнили, словно она отождествляла собой одну очень и очень известную поговорку. Этим солнечным и теплым утром подруга пришла так внезапно, что напугала меня едва ли не до икоты. Сначала был просто едва слышный стук в дверь, настойчивый и короткий. Затем удары стали громче и громче. Потом папина просьба открыть дверь, но «обязательно посмотреть в глазок, а то вдруг это вчерашняя сумасшедшая?». А следом и сам глазок. Едва глянув в него, я увидела подругу, смотрящую куда-то в сторону. Она ждала, когда ей откроют дверь. Журавль, вероятно, сначала долго звонила, а потом, поняв, что звонок не работает, принялась стучать. Нинка не простит мне такого вероломного предательства — того, что я приютила Антона, отшитого ею как непригодного для свиданий и прочих отношений. Вот же, блин, делай людям добро! Права пословица о том, что все благие помыслы ведут в ад, как же она верна. С самой своей большой скоростью я бросилась обратно на кухню. Папа как раз с важным видом засовывал в рот очередной блин, только что побывавший в сметане. — Помоги мне! — прокричала я. От неожиданности Томас едва не подавился. — Ты… ты чего? Что там такое? Ты почему дверь не открыла, Катрина? — Ты! — ткнула я пальцем в удивленного Антона. — Иди сюда! Предусмотрительно схватив его за рукав, а не за руку (вдруг мне понравится держать его за запястье?), я едва ли не вытащила его из кухни и приволокла к дверям папиной комнаты. — Антон, умоляю, иди туда и сиди там, пока она не уйдет! — Ты что? Кто не уйдет? — произнес он озадаченно. — Нинка! Она пришла! Если она сейчас тебя тут увидит, мы с ней крупно поссоримся. Пожалуйста, ну посиди в той комнате, я очень прошу! Я все, что тебе угодно, сделаю. Он пожал плечами, обтянутыми все той же белой водолазкой, и покорно шагнул в папину спальню и зал по совместительству. А Нинка продолжала стучаться. — Кто там к нам ломится, точнее, в гости хочет? — вышел в коридор Томас. Следом за ним выскочила Нелька, измазанная в сметане. Кажется, они оба подумали, что вернулась вчерашняя Лешина пассия, и морально готовились к длительной осаде. — Пап, Нелли, — жалобно произнесла я, — там Нина. — Ниночка! Пригласи ее с нами позавтракать, — обрадовался папа. Конечно же, он ничего не понимал. — Иди уже, открывай. А то она подумает, что никого нет дома, и уйдет, — добавила Нелли и сама хотела, было, броситься к двери, но я ее перехватила. — Стойте! Не говорите Нинке, что у нас Антон! — взмолилась я, оглядываясь на дверь. Нинка упрямая — знает, что все дома, и поэтому долбиться не перестанет. |