Книга Рожденная лесом, страница 16 – Элейн Одри Беккер

Бросив взгляд на открытую дверь, Уэслин жестом показывает мне следовать за ним по коридору. Нейтан притворяется равнодушным, когда я подхожу к нему.

– Тебе нравится Финли? – спрашивает он, говоря тихо.

Я прищуриваюсь, пытаясь понять смысл вопроса, поскольку ответ должен быть очевиден.

– Да, сэр. Очень.

Он кивает один раз, наблюдая за мной настороженно и, возможно, немного печально.

– Он попытается убедить тебя не ехать. Не позволяй ему.

Я, застигнутая врасплох, поднимаю свой подбородок немного выше.

– Рора! – Финли зовет через открытую дверь.

На этом Уэслин уходит, свистом призывая Астру следовать за ним. Я следую за голосом из комнаты.

В дальнем конце обшитой голубыми панелями гостиной с высоким потолком двойные двери в спальню Финли закрыты. Вдоль стен поблескивают полдюжины карт в рамках с цветными иллюстрациями кораблей и змей, гор и звезд. Финли стоит у незажженного камина, уставившись на одну из этих карт, спина прямая и неосознанно царственная, несмотря на повседневную рубашку, расстегнутую спереди.

– Спасибо, Энслей. Вот и все, – бросает принц, не оборачиваясь.

Пыль кружится в лучах солнечного света, падающих на узорчатый ковер. Как только дверь за мной захлопывается, я подхожу к Финли, засунув руки в карманы. Вместе мы молча изучаем старый рисунок.

– Я всегда говорил, что однажды уйду, с обязанностями или без, – голос Финли нехарактерно мягкий. Наполовину завязанный галстук свободно болтается у него на шее, как будто он снова отвлекся на полпути. – Я думаю, что мой отец все-таки добьется своего.

– Не говори так, – упрекаю я. – Твой отец никогда бы этого не захотел.

– Тогда, я полагаю, на этот раз мы с ним пришли к согласию.

– Финли.

Несмотря на все его неоднократные заявления о том, что король Жерар разочарован в нем, я никогда не видела, чтобы его отец относился к нему с чем-то меньшим, чем обожание.

– Твой отец любит тебя.

– О да, я знаю, – он все еще не смотрит на меня. – Он дает мне все, что, по его мнению, я могу пожелать. Сады, лошади, учителя, которые разговаривают со мной как с человеком, а не как с принцем.

Финли делает паузу, чтобы подумать, и морщится.

– Информация обо всех юношах, которые, по его мнению, однажды станут хорошими мужьями.

Я немного смеюсь над его имитацией размеренного голоса короля Жерара, отца средних лет, пытающегося найти пару для своего сына. Затем мне приходит в голову, что, как и у всех стареющих, собственный голос Финли изменится. Рано или поздно голос поднимется или упадет так, что уже не будет похож на его прежний. Станет голосом незнакомца.

У меня резко сжимается горло.

– Но то, чего я хочу, не в его власти дать, и он это знает.

Финли наконец оглядывается, наморщив лоб. И, несмотря на эти слова, я вдруг просто благодарна, что он, по крайней мере, все еще звучит как он.

– Во мне ты можешь увидеть, Рора, постоянное напоминание о том, что всех его усилий недостаточно.

Финли слегка улыбается, когда видит выражение моего лица, затем отмахивается от слов и направляется к подносу с чаем и печеньем, стоящему на столике у камина. Как бы говоря: «Эй, не беспокойся обо мне. Я просто шучу».

Я не покупаюсь на его безразличие, как и не спрашиваю, чего он хочет. Доказательством служат карты вдоль его стен, деревянный корабль на каминной полке, стопки рисунков и любопытство, которое горит в нем, как пламя свечи, пламя беспокойной энергии, побуждающее его руки и ноги к постоянному движению.

– Этого будет достаточно, – клянусь я, отходя от стены. Стоя здесь, в безопасности, в гостиной Финли, мне легче позволить уверенности Элоса укрепить мою собственную. Он сказал, что этот план может сработать, и я никому больше не доверяю, кроме своего брата.

– Мы собираемся найти звездную пыль.

«А потом, – добавляю про себя, – я уговорю твоего отца снять запрет, чего бы это ни стоило». Я видела, как Финли начал возражать во дворе, прежде чем охранники прогнали его. Ему эта разлука нравится не больше, чем Элосу или мне.

Фин качает головой.

– Вы не должны уезжать. Они могли бы найти кого-нибудь другого или просто послать охрану без вас. Я бы и сам поехал, если бы только все перестали относиться ко мне как к инвалиду.

– Они потерпят неудачу. Никто из Королевской гвардии не знает Долину так, как мы.

– Но вы могли бы сначала проинструктировать их. Скажи им, куда идти, на что обращать внимание, – он машет рукой в мою сторону, отчаянно желая, чтобы я поняла. – Ты и твой брат провели достаточно времени в опасности.

Я слегка улыбаюсь, хотя мы с Элосом всегда ограждали его от худших сторон нашего сиротского воспитания.

– Мы лучше всего подходим для этой работы. С нами все будет в порядке.

– И Уэс…

– Он тоже будет в порядке.

По правде говоря, я не знаю точно, так как люди уже много лет не пересекали Долину. Но что я могу ему еще сказать. Конечно, не то, чтобы ему было трудно руководить своим братом, когда даже мой вид вызывает такую враждебность.

– Хотя, – не могу удержаться, чтобы не добавить, – было бы намного проще, если бы он остался здесь.

Финли чешет затылок.

– Я знаю, вы никогда по-настоящему не ладили, но…

– Мягко сказано, тебе так не кажется?

– Но это потому, что ты его не знаешь, – Финли рвется вперед, как будто я ничего не сказала. – У него есть свои причины быть таким, но ты можешь доверять ему. Я обещаю.

– Я знаю достаточно, чтобы понять, что он мог бы взять у тебя несколько уроков вежливости.

Финли перегибается через спинку стула, его внимание переключается на один из пыльных солнечных лучей. Он некоторое время молчит, прежде чем покачать головой.

– Мой брат намного лучше, чем любой из нас, – бормочет он необычно мрачно, изучая свет. – Поверь мне, Рора. Я должен быть больше похож на него.

Я складываю руки на груди и начинаю расхаживать по комнате, но не успеваю ответить. Это правда, однажды мне показалось, что я увидела проблеск доброты в Уэслине, в тот день, когда мы встретились. Но это был всего один день, едва ли больше часа. Этого было недостаточно, чтобы компенсировать последовавшие за этим годы напряженности.

Тот день навсегда запечатлелся в моем мозгу: грохочущая земля, пробегающая рябью по моим ногам, лающие гончие, чей вой звучал в моих ушах, как смерть. Жало беспокойного прошлого возвращается, чтобы укусить. Не землетрясение, а стук копыт, быстро приближающийся к лагерю, где мы с Элосом бездомно сидели на корточках в Старом Лесу. Возможно, другой ребенок закричал бы, но к тому времени я уже давно научилась бояться молча. Поэтому не раздалось ни звука, когда ужас сомкнул свой призрачный кулак вокруг моих легких, его хватка была почти такой же крепкой, как моя собственная.