Книга Под знаком Льва, страница 59 – Марина Ноймайер

Я пропускаю его язвительный комментарий мимо ушей, настойчиво глядя в маленькие темные глаза.

– Вы только что говорили об эссенциях, что вы имели в виду?

Он снова фыркает, оглядываясь на Галатею.

– Неужели вы настолько самоуверенны, чтобы самостоятельно попытаться проводить лечение?

– Боже мой, нет! Просто объясните, что вы подразумевали под этим словом? – Я беспокойно роюсь в карманах юбки в поисках нескольких монет, которые Галатея когда-то дала мне в качестве карманных денег. Я сую деньги в его костлявую ладонь, и, прежде чем я успеваю даже моргнуть, он смыкает пальцы.

– Эссенции – это четыре основных элемента: воздух, огонь, земля и вода. Из них проистекают четыре сока со своими свойствами и особенностями, которые наполняют наши тела. Правильное соотношение смешивания этих соков определяет, здоров человек или болен, и если они находятся в диспропорции…

Я прерываю эту затянувшуюся лекцию по средневековой медицине.

– Значит, эссенции – это не что иное, как четыре стихии?

Он сокрушенно кивает, снова разворачиваясь к двери, нахмурившись, когда на моем лице невольно отражается ликование. Эссенции – это четыре стихии! Наконец-то!

– Спасибо! Вы мне очень помогли!

Мужчина что-то ворчит, пока я пытаюсь справиться со своей эйфорией, все-таки сейчас не время радоваться успехам в решении моей загадки: пусть я и уберегла Галатею от этого шарлатана, ее состояние все еще тревожит меня.

Бросаясь обратно к ее постели, я опускаюсь на край кровати и осторожно беру в руки ее липкую от пота ладонь. Веки Галатеи беспокойно дрожат, но в себя она не приходит.

– Когда ей стало плохо? – бросаю я взгляд через плечо на девушек. Серена шумно втягивает носом воздух.

– Она ушла к себе еще вчера днем, заявив, что ее не будет на празднике вечером. Казалось, что все было в порядке, она выглядела как всегда.

Фьора и Грация согласно кивают.

– Мы думали, это из-за того, что вы поссорились, – добавляет Фьора, бросая на меня укоризненный взгляд, и пусть это все полная чушь, меня начинает грызть совесть. Я чувствую себя ужасной подругой из-за того, что занятая своими делами даже не заметила, как Галатее уже сутки нездоровится.

Я энергично вскакиваю с кровати, полная решимости позаботиться о ее выздоровлении, даже если это последнее, что я могу для нее сделать. Во-первых, нужно разобраться с жуткой затхлостью и духотой в комнате. Размашисто распахнув тяжелые шторы и открыв окна для проветривания, я с удовольствием вдыхаю теплый свежий воздух, а лучи заходящего солнца окутывают комнату розоватым мерцанием. Уже гораздо лучше! Когда я возвращаюсь к постели, Галатея начинает возиться, и я откидываю пару одеял, чтобы хоть немного выпутать ее из этого кокона. Ее затуманенный взгляд скользит по мне, когда она чуть приоткрывает дрожащие ресницы.

– Анджело? – ворчит она.

Видимо, она может разглядеть только мои волосы, что сразу же вызывает у нее доверие.

– Нет, Галатея, это я, Розали. – Я ободряюще сжимаю ее руку.

– О, Розали. – Слезы потоком обрушиваются на ее скулы. – Я совершила глупость!

– Ну-ну, – успокаивающе бормочу я, рукавом вытирая слезы с ее лица. – Ты подхватила лихорадку, такое бывает.

– Нет, ты не понимаешь, – бессильно качает головой она. – Вся кровь…

Я удивленно оборачиваюсь к девушкам:

– О чем она говорит?

Но все трое только качают головами, выглядя вполне себе искренне сбитыми с толку. Я снова наклоняюсь к Галатее, пытаясь поймать ее затуманенный жаром лихорадки взгляд.

– Что ты имеешь в виду, какая кровь?

– Я не могу, – беспокойно вскидывает она голову, рыжие волосы липнут к вискам тяжелыми прядями.

– Пожалуйста! Может быть, я смогу тебе помочь, ты должна рассказать мне, что произошло!

Ее пересохшие губы напряженно дрожат.

– Я была беременна, – едва слышно шепчет она. – Я думала, что от Томмазо, но была не до конца в этом уверена. Я хотела сказать ему, но наш последний разговор прошел… не так, как ожидалось. Вчера я пригласила женщину, которая произвела процедуру, – глубокий всхлип вырывается из ее горла, а слезы снова бегут по щекам. – Она лучшая в этой области, но когда она вытащила иглу… Мне было так больно… В конце концов, она сказала, что все вышло, но кровотечение не прекращалось… часами.

Ее жалкий плач так меня потрясает, что я сама чувствую, что вот-вот расплачусь, неловко обнимая Галатею, пока она зарывается лицом в изгиб моей шеи.

– Я заслужила такую смерть… Я совершила страшный грех, убила собственного ребенка.

Я отстраняюсь, чтобы окинуть ее строгим взглядом.

– О нет, ты не умрешь, я тебе это гарантирую! Я смогу тебе помочь.

Серена, Фьора и Грация застыли неподвижно и таращатся на меня; кажется, девушки находятся в шаге от обморока, когда я к ним оборачиваюсь. Я невольно задаюсь вопросом, происходило ли с ними что-то подобное. Я и так знаю, что с контрацепцией в это время было так себе, и для куртизанок это, вероятно, насущная тема. Однако одного взгляда на окаменевшие лица девушек достаточно, чтобы быстро отогнать от себя эти мысли.

– Вы слышали, что произошло. Ни слова об этом, или я заставлю вас пожалеть. Теперь мне нужна помощь.

Никто так и не шевелится.

– Фьора, позови Томмазо!

Я не обращаю внимания на протестующее хныканье Галатеи. Он любит ее, и сейчас велик риск, что что бы я ни делала, Галатея все равно умрет, я просто должна убедиться в том, что он сможет прийти и помочь ей. У меня холодок пробегает по спине от мысли об абортах в этом времени. Галатея сказала, что потеряла много крови, и даже если эта акушерка работала в стерильных условиях, риск подхватить смертельную инфекцию был огромен, если, конечно, у Галатеи уже не начался сепсис. Интересно только, откуда я могла бы об этом всем узнать.

Господи, я же ни черта в этом не понимаю! Почему я вообще взялась изучать такую бесполезную вещь, как история искусства? Чем мне помогут знания о картинах и архитектурных канонах, если на кону стоит жизнь Галатеи?!

Глубоко вздохнув, я подавляю панику, стараясь сохранять хладнокровие, и мысленно перебираю все свои скудные знания об уходе за больными, пытаясь вспомнить, что делала моя бабушка, когда я лежала с лихорадкой. Первое, что приходит на ум – парацетамол. Но его изобретут гораздо, гораздо позже.

– Вы двое, – обращаюсь я наконец к Серене и Грации. – Нам нужна кипяченая вода и чистые льняные полотенца. Действительно чистые, вскипятите их. И чай. Спросите кухарку, может ли она порекомендовать что-нибудь от лихорадки! – Девушки стоически кивают. – И найдите Анджело.

Они без лишних слов спешат прочь из комнаты, пока я возвращаюсь к кровати, соображая, что же делать дальше. Галатея апатично смотрит на полог кровати и, кажется, уже мысленно готовится умирать.