Онлайн книга «Отторжение»
И посреди службы Видаль разражается рыданиями. Со дна души поднимается невыносимое горе, все тело сотрясается от плача. Он рыдает так, что привлекает внимание и раввина, и ответственного за экономику. Они смотрят друг на друга: Видаль состоятельный человек, такое горе не может не подвигнуть его пожертвовать некую сумму на нужды общины. Нет, Видаля не назовешь глубоко религиозным человеком. Но два раза в год он обязательно приходит в испанско-португальскую синагогу и не может удержаться от слез. Осенью 1949 года Видаль понял: стареет. Прожил гораздо больше дней, чем осталось прожить. Скоро шестьдесят, у него диабет. Рита на десять лет моложе, и, по всей вероятности, она его переживет. Пора поставить все на свои места. Флора давно умерла, братья и сестры возражать не будут, в общину доносить никто не станет. Так и получилось, что после двадцати лет супружества Видаль сделал Рите предложение. Давай поженимся, сказал он. В один прекрасный день меня не станет, и некому будет о тебе позаботиться. Рита согласилась. Они записались на прием в муниципальную контору 30 ноября 1949 года и зарегистрировали брак. А потом пошли в ее любимый ресторан: ростбиф, запеченная дольками картошка, брюссельская капуста. Два стакана красного вина. Видаль Коэнка не знал, что произошло с могилами его предков. Откуда ему было знать? Британские газеты ни словом не обмолвились о разоренном сефардском кладбище в Фессалониках. Но то, что всех евреев вывезли в нацистские лагеря смерти, он знал. Уцелело только восемьсот человек. Так уничтожается язык, так расправляются с древней историей, так разбиваются сердца. День закончился. Смолкло воркование голубей, слышно только спокойное дыхание прибоя – короткий выдох и долгий, протяжный вдох отступающей волны. В темно-синем бархатном небе зажглись звезды. У меня осталось всего несколько часов в Фессалониках. Завтра, как и вчера, как и позавчера, мимо окна будут проноситься черные стрелы стрижей, но провожать их глазами будет кто-то другой. В начале девятнадцатого века в Польше, в городе Коцке, жил раввин и духовный лидер по имени Менахем Мендель. Нет ничего целее разбитого сердца, говорил он. Когда я впервые услышала эти слова, записала их на руке. Мне не нужен никакой духовный лидер, мне не нужно утешение, не нужно примирение. И надпись я смыла. Но она оказалась несмываемой, как татуировка. Нет ничего целее разбитого сердца. Разбитое сердце открыто для всего, готово впустить все и вмещает все. И любовь, и ее утрату И измеренные странствия света во Вселенной И точное число погасших звезд И голубые от квасцов гортензии И розовые, и белые И мертвых жучков в дождевой бочке И тяжесть тайны, и тяжесть замещающей ее другой тайны Разбитое сердце вмещает все. Каждое черное слово ненависти в английском парке Каждую стайку отворачивающихся одноклассниц Точно измеренную глубину пропасти, куда падает ребенок, когда ему изменяют родители И бесчисленные усилия, чтобы не сорвалось с языка слово “еврей” И тела сожженных на кострах Разбитое сердце вмещает все. Игрушки, закопанные под елкой Каждое героическое арпеджио и каждую паузу в Пятом концерте Бетховена, который также называют “Император” Каждое крещение, каждое заклинание, каждую ложь Мириады зерен на берегу – перемолотые морем и временем ракушки, янтарь и когда-то упавшие метеориты Дитя под роялем под дождем гармоний Иоганна Себастьяна Баха Разбитое сердце вмещает все. Каждый шаг мальчика с нашитой на сердце желтой звездой в будапештском гетто Каждую минуту, прожитую его отцом, пока его не убили Пятьсот мужчин, раскапывающих могилы своих предков на сефардском кладбище в Фессалониках Каждый зонтик, купленный перед поездкой в Аушвиц Каждую повернутую в подземное царство надпись на могильной плите Каждое отторжение Постоянное отторжение Разбитое сердце вмещает все. А нежелание прощать? – спрашивает Воительница, прикрываясь своими латами. И нежелание прощать. Разбитое сердце огромно, оно вмещает все. Оно вмещает бездонный овраг, заполненный так и не высказанными словами прощения, и горную цепь отказов что-то прощать. Разбитое сердце расширяется от боли, расширяется и расширяется – до бесконечности. Как Вселенная. Я не прощаю ничего. |