Онлайн книга «Женить нельзя помиловать»
|
К тому моменту, как на пороге комнаты вновь возник расстроенный донельзя сэр Шон, Друзь успел выхлебать мелкими глоточками половину эдак четвертьведерной бутыли какой-то настойки, пахнущей валерианой, и прийти в себя. Вторую половину бутыли сообща уговорили крыси, после чего их нежная привязанность к Глори переросла в пылкое обожание. — Мне очень стыдно, миледи, но я ничего не нашел, — сокрушенно развел руками лохолесец. — Несмотря на то что тщательно осмотрел не только вашу седельную сумку, конюшню и подворье, но и всю местность вокруг дома в радиусе десяти метров. Видимо, вы потеряли карту где-то в лесу. То-то его не было чуть ли не полтора часа! Вот уж действительно, пошли дурака богу молиться — он и лоб расшибет, и нос, и все остальное. Кстати о дураках и травмах: — Что с вашей рукой, сэр Шон? — С рукой?.. А, ничего особенного, сэр Сэдрик, обо что-то поцарапался… Угу, как же! Знаю я это «что-то»! Большое, черное, хвостатое, зубастое, любит кушать и не любит, когда в вещи его обожаемого хозяина залезают без спроса. Ки Дотт, не иначе, подумал, что Глори что-то напутала, и решил поискать карту и в моей сумке заодно. Счастье его, что Изверг к нему уже попривык и не стал хватать в полную силу… — Бедный, бедный сэр Шон! Это все из-за меня и моей рассеянности! — всплеснула руками Глори. Она достала носовой платок, смочила его кончик в вине и стала осторожно промывать длинные кровоточащие царапины, тянущиеся через всю руку Ки Дотта до самого локтя. Судя по блаженной физиономии «богатыря», он здорово сожалел, что Изверг не разделал его с ног до головы. Впрочем, пару раз он приходил в себя и кидал на меня извиняющиеся взгляды, явно опасаясь, что я взревную и дам ему в ухо. Ох, молодежь! Да не знай я свою женушку, я бы ему еще два года назад ноги повыдергал!.. Подождав окончания медицинских процедур, Друзь хлопнул ладонями по коленям и решительно встал: — Ну, коли все в сборе, то нечего зря время тянуть. Матреша! Тащи-ка в дальнюю светелку мой Вещий баян! Вещий баян оказался странного вида музыкальным инструментом, больше всего похожим на большой раздвижной ящик с мехами наподобие кузнечных и двумя ручками по бокам, усеянными махонькими кнопочками. Закинув на плечи ремни, фиксирующие баян на уровне груди, Друзь кивнул на лавку: — Садитесь и ждите. Сейчас я при помощи баяна войду в транс, а когда придет время, один из вас громко и четко задаст вопрос. Понятно? — Чего уж непонятного, — проворчал Римбольд, — Только откуда нам знать, что это самое время пришло? — Не волнуйтесь, не ошибетесь! — Волхв глубоко вздохнул, с чувством произнес: «Ну, боги в помощь!», закрыл глаза и растянул меха. Мама моя! Столь душераздирающих звуков я не слышал с тех самых пор, как один мой знакомый еще в Сосновой Долине вознамерился научиться играть на волынке, совершенно не обладая слухом. — Я, пожалуй, пойду… — дернулся было в сторону двери позеленевший гном. — Сиди! — сквозь зубы приказала Глори. — Вдруг твой уход что-то изменит. — А моя смерть от разрыва сердца, по-твоему, ничего не изменит?! — возмутился Римбольд, но все же подчинился. — Скорее уж — от разрыва барабанных перепонок! — не согласился Бон. — С другой стороны, все могло бы быть и хуже. В этот момент Друзь издал совершенный по дисгармонии пассаж, от которого у меня заломило зубы. — Да куда уж хуже?! — Он мог бы вдобавок петь! — Ну? — Что «ну»? — не понял я. Парень пожал плечами: — А я откуда знаю? — Разве это не ты сказал? — Ну?! — на этот раз в вопросе чувствовалось явное нетерпение. — Тпру! — фыркнул Римбольд, поковыряв в ухе пальцем. — Хватит дурака валять! — Слушайте, вы не хамите! А то прокляну! Только теперь мы поняли, что, во-первых, Вещий баян уже молчит, а во-вторых, «нукал» не кто-то из нас, и даже не Друзь, а кто-то еще. — Ой, господи! — зажала рот ладонью Глори. — Наконец-то! Дошло! — чужим и на редкость ехидным голосом отметил волхв и тут же добавил другим, чуть выше: — И не «господи», а «господа». Нас тут двое. — А ты зачем влез?! — возмутился «Друзь-баритон». — Это ты влез! Сегодня моя очередь! — завопил «Друзь-тенор». — И ничего не твоя! Твоя была в прошлый раз! — Щаз! В прошлый раз была очередь этого булькающего зануды Рус'Алка, но ему было лениво, поэтому он попросил ответить меня. — Эй, ты ври, да не завирайся! И ничего он тебя не просил! Ты сам предложил. — Но он же согласился! — Э-э… господа… — вмешался я, чувствуя, что от всего происходящего моя крыша плавно съезжает набок. — Простите, что перебиваю, но вы кто? — Нет, Буйли, ты это слышал?! Он еще спрашивает! — Ох, Магги, и не говори! Почаще в храм ходить надо, приятель, а не пользоваться услугами сомнительных шарлатанов вроде Друзя! — Правильно, Буйли! Так их! И про жертвы, про жертвы не забудь! — Мы бесконечно счастливы, что великие боги Буйль и Магиотт снизошли до наших скромных нужд и смогли уделить нам немного драгоценного времени, — торжественно склонила голову Глори. — И нам горько слышать, что незнанием своим мы вызвали неудовольствие божественных. Уверяю, что если бы мудрый Друзь хотя бы намекнул… — Ладно, детка, расслабься! Мы — боги милостивые, не чета другим. — Точно, братец! Но вот в храм ходить все равно надо! И жертвовать. А то не будет никакого покровительства. — К нашей глубокой скорби, среди нас нет ни магов, ни ученых, божественные, — вмешался Бон. — Да знаю, знаю, — сварливым баритоном отозвался, кажется, Буйль. — Уж адепта Ссуфа я как-нибудь отличу! — Эт-точно! — поддакнул Магиотт. — Из любой ситуации без мыла вывернется. Не хочешь жертвовать — не надо, перебьемся как-нибудь, хотя пару подношений в год мог бы и сделать. Из вежливости… Ладно, спрашивай, что ли. — Мне жизненно необходимо найти яйцо феникса, божественные. Я знаю, что оно где-то в Дальне-Руссианском Пределе… — А если знаешь, то чего спрашиваешь? — …но я не знаю, у кого именно оно хранится, а Предел так велик и в нем так много жи… — А ты так мал, и у тебя так мало вре… — передразнил парня Буйль. — Ладно, не дуйся. Ту, кого ты ищешь, зовут Степанида. — Ты чего несешь, Буйли?! Яйцо у Стефании! — А я говорю, у Степаниды! — Ша! Будешь из себя умного корчить, когда будут спрашивать касательно твоего любимого живодера Павлоффа! |