Книга Женить нельзя помиловать, страница 65 – Вячеслав Шторм

— Точно, — хмыкает человек, не опуская копья. — Вот поедешь так погулять — и не вернешься!

Хримтурсы ржут; я, немного подумав, присоединяюсь. Чуть потише, но так же искренне. Троица заметно смущается.

— Значит, так, — резко бросает человек. — Ты, шутник, забрался в частные владения, которые принадлежат очень влиятельному господину. И он крайне не любит незваных гостей. У тебя есть ровно минута на то, чтобы доходчиво объяснить, что ты тут забыл, а потом с тобой начнут происходить разные неприятные вещи. Но для начала — обыскать его!

Я покорно позволяю хримтурсам избавить себя от кинжала — другого оружия, чтобы не гневить судьбу, при мне нет — и выворачиваю карманы. В то время, пока один хримтурс внимательно изучает их содержимое, второй ощупывает мою куртку. Через какое-то время глаза его радостно вспыхивают:

— Эй, Крис, тут что-то зашито за подкладкой!

Ну, наконец-то! Я уж боялся, что придется подсказать.

— Что?

— Без понятия. На ощупь похоже на жетон легавого!

Опущенное было копье вновь утыкается мне между лопаток. Господи, надо же быть такими кретинами!

— Легавый? — шипит человек, названный Крисом. — Очень опрометчиво с твоей стороны…

— От легавого слышу! — со всей возможной наглостью фыркаю я.

— Хват!

Крис делает кистью короткий рассекающий жест. Я внутренне собираюсь, но хримтурс просто берет мой кинжал и наискось хлещет по подкладке. Вот ведь неаккуратная тварь! Придется Робину счет за загубленную куртку выставлять, если все пройдет удачно.

— Нет, не жетон. — Хват вертит ясак в пальцах, и на его физиономии явно написано недоумение. О нет! Неужто эта троица — просто наемные головорезы, понятия не имеющие о КГБ?

— Дай сюда! — Крис выхватывает у подручного ясак и медленно расширяет глаза. Пронесло!

— Где ты это взял?

— А как ты думаешь? — вопросом на вопрос отвечаю я, попутно складывая пальцы левой руки в тайный опознавательный знак Комитета. — Робин уже приехал?

— Должен быть с минуты на минуту. Почтения в голосе Криса изрядно прибавилось. Да и копье он опустил. Вот давно бы так.

— Ладно, тогда проводите меня к господину Филиппию, — милостиво киваю я и протягиваю руку за бесценным кусочком кожи.

— Значит, ты человек господина Бэда?

— Один из.

Я сижу в антикварном кресле, в личном кабинете Красного Носа, и не спеша прихлебываю горячий грог.

Сам Фил сидит напротив меня и задумчиво потирает свой знаменитый нос. Кстати, он у него действительно красновато-сизый — то ли от природы, то ли в силу предрасположенности к алкоголю.

— И пригласил тебя сюда, разумеется, он?

— Нет. Он понятия не имеет о том, что я тут окажусь.

— Самоуправствуем, значит? — щурится гном, и огонь в камине играет в его медно-рыжих волосах и бороде.

— Что делать. Дела Комитета не терпят отлагательств…

— Быть может, быть может… Пейс!

Дверь открывается, и в комнату входит маленький и юркий, похожий на хорька человек. Эге, старый знакомый!

— Знаешь его? — кивает на человечка Фил, баюкая в ладонях керамическую кружку с грогом.

— Знаю. — Скрывать не имеет смысла. — Пейс из Нексии, в определенных кругах известный как Обрезок. Профессиональный шулер и фальшивомонетчик. Четыре судимости.

— Все верно! — шипит Обрезок. — И в последний раз угодил на галеры по твоей милости, сволочь!

— Пейс, исчезни!

Подождав, пока за Обрезком закроется дверь, Фил усмехается:

— Вот так-то, господин гвардейский сержант…

— Бывший, — спокойно поправляю я и не могу удержаться, чтобы не поддеть своего собеседника: — Вы ведь тоже уже давно не торгуете пирожками вразнос…

Ни одна морщинка не дрогнула на лице старого преступника, но в душе, я уверен, он рвет и мечет. Почему-то всех ворюг, многого добившихся в жизни, выводит из себя напоминание о той грязи, из которой они вылезли в князи.

— Очень давно, — подчеркнуто нейтральным тоном произносит Фил. — Ты тогда еще не родился, юноша.

Это явный намек на то, что молод я еще, чтобы отпускать такие замечания. Тем более что пирожками гном, недавно разменявший два с половиной века, торговал в далеком детстве.

— И что же мы с тобой будем делать, пока не появится Робин?

Я окидываю кабинет взглядом и останавливаюсь на роскошной доске для игры в фишки. В конце концов, Фил — чудовище в той же мере, в которой и Большой Волосатый Ы..

Как я и предполагал, играл гном просто блестяще. Впрочем, как я уже отмечал, времени для оттачивания мастерства у него было не в пример поболе моего. Позорно продув три партии подряд, я был опасно близок к тому, чтобы продуть и четвертую, но тут раздался знакомый голос:

— Филиппин, Сэдрик, добрый вечер!

В этом весь Робин Бэд: ничем не показал удивления, увидев меня в компании Фила. Понимает, что я не стану дергать архимышь за хвост без должных на то причин.

— Я так понимаю, Робин, вы знаете этого молодца? — сварливо вопросил Фил, пожимая руку главе КГБ.

— И очень неплохо. Он и его товарищи вот уже два года числятся среди моих лучших полевых агентов и в данный момент как раз занимаются одним делом, весьма важным для всего Комитета.

Пожевав губами, Красный Нос позвонил в маленький золотой колокольчик.

— Отбой, мальчики, — устало приказал он выросшему в дверях телохранителю. — Наш друг Сэдрик — действительно наш друг. Снимайте усиленные патрули.

Оказывается, мой незапланированный визит изрядно переполошил обитателей усадьбы. Впрочем, памятуя о том, что за сборище тут сегодня намечается, неудивительно.

— А могу я узнать, что за дело?

— Разумеется. Проект сорок два.

— Вот как? Яйцо феникса, значит?

Да-а… Если это — всего лишь сорок два, то какой, интересно, тогда проект номер один? Свистнуть у Старичка Контратия его ржавый секатор?

— Я так понимаю, Сэдрик, вы прибыли сюда именно из-за яйца? — прищурился Бэд, наливая себе грога.

— В том числе. Хотя и не только.

— Мы с многоуважаемым Филиппием внимательно вас слушаем.

Никогда бы не подумал, что когда-нибудь в жизни мне придется инспектировать склад Фила Красного Носа. Спешу заметить — без санкции суда, зато с устным и письменным распоряжением от хозяина всем слугам слушаться меня, как отца родного. И тем не менее вот он я, вот распоряжение, а вот и пяток Филовых служащих, вытянувшихся в струнку. И глядят на меня так, будто я сейчас начну их свежевать. Живьем. Зубами.